Статьи, рассказы, наброски (сборник)

констатировать смерть.

Рабкор э 2121

I

Приемный покой. Клиентов принимает фельдшер. Входит котельщик 2-го участка службы тяги. Печален.

- Драсьте, Федор Наумыч, - говорит котельщик траурным голосом.

- А. Драссьте. Скидайте тужурку.

- Слушаю, - отвечает котельщик изумленно и начинает расстегивать пуговицы, - у меня, видите ли...

- После поговорите. Рубашку скидайте.

- Брюки снимать, Федор Наумыч?

- Брюки не надо. На что жалуетесь?

- Дочка у меня померла.

- Гм. Надевайте тужурку. Чем же я могу быть полезен? Царство ей небесное. Воскресить я ее не в состоянии. Медицина еще не дошла.

- Удостоверение требуется. Хоронить надо.

- А... констатировать, стало быть. Что ж, давай ее сюда.

- Помилуйте, Федор Наумыч. Мертвенькая. Лежит. А вы живой.

- Я живой, да один. А вас, мертвых, - бугры. Ежели я за каждым буду бегать, сам ноги протяну. А у меня дело - видишь, порошки кручу. Адье.

- Слушаюсь.

II

Котельщик нес гробик с девочкой. За котельщиком шли две голосящие бабы.

- К попу, милые, несете?

- К фельдшеру, товарищи. Пропустите!

III

У ворот приемного покоя стоял катафалк с гробом. Возле него личность в белом цилиндре и с сизым носом и с фонарем в руках.

- Чтой-то, товарищи? Аль фельдшер помер?

- Зачем фельдшер? Весовщикова мамаша богу душу отдала.

- Так чего ж ее сюда привезли?

- Констатировать будет.

- А-а... Ишь ты.

IV

- Тебе что?

- Я, изволите ли видеть, Федор Наумыч, помер.

- Когда?

- Завтра к обеду.

- Чудак! Чего ж ты заранее притащился? Завтра б после обеда и привезли тебя.

- Я, видите ли, Федор Наумыч, одинокий. Привозить-то меня некому. Соседи говорят, сходи, говорят, заранее, Пафнутьич, к Федору Наумычу, запишись, а то завтра возиться с тобой некогда. А больше дня ты все равно не протянешь.

- Гм. Ну, ладно. Я тебя завтрашним числом запишу.

- Каким хотите, вам виднее. Лишь бы в страхкассе выдали. Делов-то еще много. К попу надо завернуть, брюки опять же я хочу себе купить, а то в этих брюках помирать неприлично.

- Ну, дуй, дуй! Расторопный ты, старичок.

- Холостой я, главная причина. Обдумать-то меня некому.

- Ну, валяй, валяй. Кланяйся, там, на том свете.

- Передам-с.

* Михаил Булгаков. Стенка на стенку

Собр. соч. в 5 т. Т.2. М.: Худож. лит., 1992.

OCR Гуцев В.Н.

В день престольного праздника в селе

Поплевине, в районе станции Ряжск,

происходил традиционный кулачный бой

крестьян. В этом бою принял участие

фельдшер ряжского приемного покоя,

подавший заявление о вступлении в партию.

Рабкор

* ЧАСТЬ I. НА ВЫГОНЕ *

В день престольного праздника преподобного Сергия в некоем селе загремел боевой клич.

- Братцы! Собирайся! Братцы, не выдавай!

Известный всему населению дядя по прозванию Козий Зоб, инициатор и болван, вскричал командным голосом:

- Стой, братцы! Не все собрамши. Некоторые у обедни.

- Правильно! - согласилось боевое население.

В церкви торопливо звякали колокола, и отец настоятель на скорую руку бормотал слова отпуска. Засим как вздох донесся заключительный аккорд хора, и мужское население хлынуло на выгон.

- Ура, ура!..

Голова дяди Зоба мелькала в каше, и донеслись его слова:

- Стой! Отставить...

Стихло.

И Зоб произнес вступительное слово:

- Медных пятаков чеканки 1924 года в кулаки не зажимать. Под вздох не бить дорогих противников, чтобы не уничтожить население. Лежачего ногами не топтать: он не просо! С богом!

- Урра! - разнесся богатырский клич.

И тотчас мужское население разломилось на две шеренги. Они разошлись в разные стороны и с криком "ура" двинулись друг на друга.

- Не выдавай, Прокудин! - выла левая шеренга. - Бей их, сукиных сынов, в нашу голову!!!

- Бей! Эй, эй! - разнесли перелески.

Шеренги сошлись, и первой жертвой силача Прокудина стал тот же бедный Зоб. Как ни били со всех сторон Прокудина, он дорвался до Зобовой скулы и так тяжко съездил его, поддав еще в то место, на котором Козий Зоб заседал обыкновенно на общих собраниях сельсовета, что Зоб моментально вылетел из строя. Его бросило головой вперед, а ногами по воздуху, причем из кармана Зоба выскочило шесть двугривенных, изо рта два коренных зуба, из глаз искры, а из носа - темная кровь.

- Братья! - завыла первая шеренга. - Неужто поддадимся?

Кровь Зоба возопияла к небу, и тотчас получилось возмездие.

Стены сошлись вплотную, и кулаки забарабанили, как цепы на гумне. Вторым высадило из строя Васю Клюкина, и Вася физиономией проехался по земле, ободрав как первую, так и вторую. Он лег рядом с Зобом и сказал только два слова:

- Сапоги вдове...

Без рукавов и с рваным в клочья задом вылетел Птахин, повернулся по оси, ударил кого-то по затылку, но мгновенно его самого залепило плюхою в два аршина, после чего он рявкнул:

- Сдаюсь! Света божьего не вижу...

И перешел в лежачее положение.

За околицей тревожно взвыли собаки, легонько начали повизгивать бабы-зрительницы.