Статьи, речи, приветствия 1931-1933

Я только по книгам знаю быт и среду, изображению которых посвящён роман «Ведущая ось», — я, конечно, не считаю себя вправе говорить о содержании романа, критиковать взаимоотношения героев его. Быт различных классов Европы я знаю тоже только по книгам. Но Гамсун, Бальзак, Золя, Мопассан, Диккенс, Гарди и другие литераторы Европы крайне редко возбуждают у меня, читателя, сомнения в точности изображения ими событий, характеров, логики чувства и мысли. Ильенков не всегда внушает доверие к фактам, которые он преподносит мне. Например, один из героев его романа, Зайцев, среди 16 тысяч рабочих нашёл только троих, которые «думают над машиной», то есть стараются изучить, понять машину, сделать её покорной своей человеческой воле. Только трое? Мне кажется, что этого мало на 16 тысяч «особенных, неповторимых жизней, связанных в один крепкий узел движением металла от станка к станку», — как сказано Ильенковым, — мало для страны, в которой столь широко развито рабочее изобретательство.

Людей автор изображает приёмами слишком упрощёнными, а потому изображает не очень убедительно. Некоторые фигуры его романа вызывают недоумение. Например, Сергей Векшин. Но и в этом характере есть нечто, чему не верится: на экране кино упал Чарли Чаплин; смешно падать и вообще смешно жить — это профессия Чаплина, этим он завоевал всемирную славу. Чаплин упал, зрители смеются. Но хотя лицо Чаплина «невозмутимо, ни боли, ни озлобления, ни тоски», — Векшин возмущён, ему «нужно было обязательно знать, почему люди смеются, если человек расшибся о мостовую?» Человек не расшибся, но Векшин обнаруживает странную чувствительность сентиментальной барышни и скандалит, ругается: «Сволочи! Почему смеётесь?» Я уверен, что сам Векшин всегда смеялся и смеётся, когда видел и видит, что человек падает, в этом случае редкие не смеются: акт падения почти всегда комичен, особенно же если падает толстый человек. В дальнейшем, на всём протяжении романа, Векшин этой чувствительности не обнаруживает, да и вообще кажется лишним человеком в романе. Фигуры старых рабочих сделаны Ильенковым значительно более яркими, чем фигуры молодых, — вероятно, это потому, что комсомол не играет заметной роли в работе «ведущей оси». Мне кажется, что в этом случае Ильенков допустил некоторое противоречие с действительностью и что механическая роль «ведущей оси» как части паровоза чрезмерно затушевала работу политической ведущей оси. Хотя возможно, что я не прав, ибо не совсем ясно, в какие годы развивается действие романа. Очевидно — не в наши дни, ибо на заводе отсутствуют: процессы соцсоревнования, ударники и ещё многое, характерное для последних четырёх лет.

Молодой рабочий Зайцев — слабоволен и опрокинут в первой же стычке с действительностью. Молодой спец Платов в сцене с Векшиным рассуждает далеко не так, как следовало бы рассуждать революционеру. Самое ценное, что догадался сказать Платов, это: «Заниматься теориями об усталости — политически вредно». Очень уместные слова в книге, где показаны усталые люди. Всё это, разумеется, только мои впечатления — впечатления старого читателя.

Ильенков — реалист, и очень строгий. Он любит и умеет подчеркнуть некоторые детали нашей действительности, например: «Двухлетний толстяк сидел на тропке и тянул в рот засохший свиной кал». Не знаю, насколько этот жанр характерен для наших дней. «Человек посмотрел на небо и расстегнул штаны», — описывает Ильенков «ожесточённого» Жарова. Очень слабо оправдан чахоточный Носов, разрушающий граммофон и весь свой «уют», накопленный годами труда. Люди его типа не отказываются от уюта так легко, как об этом рассказал Ильенков.

О положительном значении романа Ильенкова я не буду говорить, повторю только, что автор — человек, несомненно, талантливый. Но совершенно необходимо, чтоб он относился к работе своей более серьёзно, вдумчиво, не форсил «образностью», не искажал языка. На мой взгляд, роман Ильенкова чрезмерно расхвален группой литераторов во главе с А.С. Серафимовичем, и можно опасаться, что эта чрезмерная похвала не принесёт пользы автору «Ведущей оси». Эта словесная ось построена из хорошего материала, но — недостаточно хорошо, и потому она компрометирует материал.