Статьи, речи, приветствия 1931-1933

Точно так же, как в деле познания явлений природы, в области явлений социальных, в области взаимоотношений классовых, нет ни одного факта, который не был бы оформлен философией, религией, социологией и юридическими нормами, то есть законами буржуазии. Пролетариат жил и, в огромном большинстве, продолжает жить в атмосфере мысли, которая почти вся классово враждебна ему. Командующий класс насильников и хищников может признавать истинными только те понятия, идеи, теории, которые классово полезны ему и защищают, утверждают его «право» бессмысленной эксплуатации, бесполезной растраты физической энергии рабочего класса. Разумеется, это естественно, и было бы крайне наивно надеяться, что когда-нибудь капиталисты могут признать свои действия, понятия, идеи — ложными и пагубными для трудового народа. Нет, лиса и волк вполне довольны своей шкурой, а палач сам себе голову не рубит. Буржуазная мысль должна утверждать, что рост культуры возможен только при непременном условии полной власти тысяч капиталистов над сотнями миллионов трудового народа, что государство может существовать только на основе частной собственности и что существует некая непостижимая разумом сила — бог, который освящает насилие меньшинства над большинством.

Однако следует знать, что и среди буржуазии изредка появлялись «белые вороны» — люди, которые всматривались в отвратительные факты классовой действительности более зорко и проницательно, чем это вообще свойственно буржуазной мысли, люди, у которых — по этой причине — техника мышления была развита исключительно тонко, критически остро. Очевидность и непримиримость социальных противоречий тревожила этих людей, и мысль их, не теряя из вида основную свою цель — оправдание классового строя, — теряла свою самоуверенность, пугливо указывала буржуазии на развитие революционного правосознания рабочих масс. Из среды буржуазии вышли и социалисты-«утописты»: Томас Мор, Кампанелла, Сен-Симон, Фурье, «слишком ранние предтечи слишком медленной весны», — их «гуманитарные» мечты получили твёрдое научное обоснование в учении Маркса-Энгельса-Ленина, и ныне рабочий класс Союза Советов, идя за учениками Ленина, осуществляет это великое учение своим трудом.

Всё это, конечно, известно и говорится лишь для того, чтоб ещё раз напомнить: почти все понятия, которыми оперирует, руководится огромное большинство трудового народа, оформлены буржуазной мыслью, враждебной — явно или прикрыто — культурно-революционному росту правосознания пролетариев. Значит: нам необходимо исследовать, чем именно, каким содержанием наполнены буржуазные понятия, идеи, теории, какой материал они оформляют. Этим исследованием занимается наша политическая публицистика и литературная критика; материал для исследования даёт ежедневный трудовой опыт и художественная литература.

Мышление, познание есть не что иное, как техника, ряд приёмов — наблюдение, сравнение, изучение, — посредством которых наши «впечатления бытия», «переживания» обрабатываются, формируются философией в идеи, наукой — в гипотезы и теории, художественной литературой — в образы. Технику познания явлений социальной жизни, познания внутренней жизни человека можно — как понятие и ради примера — сравнивать с техникой обработки дерева, камня, металла, но это будет внешнее, грубое и механическое сравнение. Физический труд, формирующий дерево как стол, дверь, шкаф; железо — как топор, лопату, машину, — имеет дело с материалом, который только физически сопротивляется усилиям рабочего придать материалу форму вещи, предельно полезной для трудовой деятельности, для удобства жизни людей, и в конце концов материал этот всегда подчиняется воле рабочего. Литератор работает с материалом живым, гибким, крайне сложным, разнообразных качеств, чаще всего материал этот стоит пред ним, как загадка, тем более трудная, чем меньше литератор видел людей, меньше читал и думал о них, о причинах их сложности, о разнообразии и противоречиях качеств людей.

Рабочий из руды плавит чугун, из чугуна — железо, сталь, из стали делает швейную иглу, пушку, броненосец. Материал литератора — такой же человек, каков сам литератор, с такими же свойствами, намерениями, желаниями, колебаниями вкуса и настроений; в наши дни это чаще всего человек, у которого прошлое противоречит настоящему, а будущее — неясно. Этот материал обладает весьма значительной силой сопротивления воле писателя, который желает придать избранной и воображаемой единице форму, типичную для единиц той или иной группы.