Однажды было сказано так же правильно, как решительно: философы объясняли мир, мы — перестраиваем его. Мы действительно изменяем лицо нашей страны. Но, воспевая красоту природы, поэты как бы не замечали бесплодных песков и болот. Впрочем, о болотах я помню начала двух стихотворений.
Очень жалобно и весьма плохо. Затем у Фофанова:
Стишки эти дают и мне право сказать несколько слов о болотах. У нас болот 67 миллионов гектаров. Мы намерены получить из них 40 миллионов тонн сухого торфяного топлива, а затем на огромной площади земли, освобождённой от болот, выроем пруды, разведём в них рыбу, разведём лес, создадим пастбища, может быть, найдётся место и для пахоты. Мы соединяем каналами Белое море с Балтийским, Каспийское с Чёрным, Сибирь получит выход в Средиземное море. Всё это — титанические задачи, и, конечно, не только ими ограничиваются намерения и заботы власти рабочего класса, хозяина Союза Советов. Если вся текущая работа создания социалистического общества, впервые совершающаяся в нашей стране, остаётся вне круга внимания поэтов, — то неужели это значит, что человеческий труд, основной рычаг культуры, не достоин поэтизации?
Я хочу сказать, что наше время включает в область поэзии совершенно новые темы, например: борьбу коллективно организованного разума против стихийных сил природы и вообще против «стихийности» воспитания не классового, а всемирного Человека человечества, творца «второй природы», создаваемой энергией его воли, разума, воображения.
Старая поэзия, воспевая «любовь» как основную творческую силу жизни, как будто не хотела помнить о том, что эта сила — тоже слепой, стихийный инстинкт размножения, он создаёт неисчислимые количества паразитов, которые разрушают здоровье людей, создаёт комаров, мух, мышей, крыс и всяческих грызунов, которые наносят огромный вред здоровью и хозяйству человека.
Капиталистическое государство относится, в сущности, довольно равнодушно к факту существования различных возбудителей болезней и к обилию вредных насекомых и животных, ибо от эпидемических болезней умирает трудовой народ, а его — много, убытки, наносимые различными вредителями хозяйству капиталистов, покрываются легко — труд дёшев. Капиталист жаден, это основное его качество, и поэтому он варварски консервативен, поэтому целые кварталы богатого Парижа лишены канализации и во множестве домов нет ватерклозетов. Капиталист поощряет труд учёного лишь тогда, когда этот труд ведёт прямо к увеличению прибыли и к удовлетворению мещанской жажды денег. Наука о борьбе с болезнетворными бактериями создана исключительно личной инициативой учёных и никогда не пользовалась должным вниманием со стороны капиталистических государств. Но государство, где хозяйствует сам трудовой народ, не должно допускать и не может допустить безразличного, бессердечного отношения к жизни и здоровью своих граждан, оно обязано вступить в борьбу против бессмысленно вредного людям, слишком «свободного» творчества природы. Я вовсе не намерен убеждать поэтов: «Ловите мышей!» Я хочу только указать на необходимость пересмотра отношения поэзии к природе и пересмотра всех главнейших тем старой поэзии.
Природа, любовь, смерть — так называемые «вечные» темы поэзии. Но, размышляя о любви, очень трудно допустить, что в обществе, организованном социалистически, размножение людей сохранит стихийные формы, полезные только паразитам, живущим за счёт чужой физической силы. Принято думать, что щеглы, чижи, соловьи и прочие певчие птички поучают нас: любовь — главный возбудитель песен, и неоспоримо, что «любовь» играла роль возбудителя не только в области искусства, но и в развитии промышленности, работающей на женщину. Романтизация индивидуальной любви имеет глубокий культурно-воспитательный смысл — она выражает желание мужчины установить в отношении к женщине нечто, отличающее двуногого самца от четвероногих. На почве этого желания сила воображения помогла людям обоего пола выработать в себе биологическое тяготение к совершенству формы — сексуальную эстетику.