Статьи, речи, приветствия 1933-1936

Буржуазия уже истощила свой ловкий разум, приученный ко лжи и лицемерию, она уже не в силах выдумывать политические и религиозные теории, которые на протяжении многих веков затрудняли умственное развитие крестьян и рабочих. Она просто зовёт назад, к условиям тёмной жизни прошлого, к восстановлению феодальной системы, в которой роль феодалов играли бы банкиры, тресты капиталистов, — зовёт к восстановлению железной системы, ещё более тяжкой, чем средневековье.

История учит нас: многовековое рабство трудового народа утверждалось не только тем, что в руках меньшинства была сосредоточена физическая сила: армия, церковь, полиция, чиновники и т. д., но главным образом тем, что у рабочих и крестьян было отнято право на развитие разума, право учиться, право организации своего трудового опыта в формы искусств и наук. Правом этим пользовались исключительно и только враги народа, паразиты его энергии; вот почему в религиях, философиях — даже в научных теориях буржуазии — так много сознательной и бессознательной лжи, так много наивного и отвратительного лицемерия. Историю человечества писала буржуазия. Живопись она эксплуатировала главным образом как средство иллюстрировать и закреплять в памяти церковные легенды, феодальные, а также империалистские войны, картины королевских, царских праздников, портреты королей, царей, военачальников, богачей или как изображение небывало весёлой и радостной жизни крестьян. И только литература исключительно крупных талантов, зорких людей, почти непрерывно обнажала и освещала трагедии человеческой жизни, ложь, лицемерие, цинизм и бесчеловечие социальных условий. Вот чему учит нас история, как её понял и как рассказал о ней Маркс.

«Библиотека колхозника» хочет быть словесной иллюстрацией «Истории деревни». Она ставит себе целью показать жизнь русского крестьянина в XIX веке, — показать, как эта жизнь отразилась в литературе. В первой книжке этой библиотеки рассказано о крестьянстве как силе, которую феодалы и цари всячески укрощали и воспитывали в терпении, в кротости, связывая эту силу различными законами. Попутно рассказано, как встречало и оценивало эти законы само крестьянство. Оценки эти довольно хорошо утверждают правду старинной пословицы: «Мужик — сер, а разум у него чёрт не съел». Следующие две книжки говорят о феодализме в XIX веке, о том, как торговали людями при крепостном праве. Затем ряд книжек рассказывает о жизни крестьянства, отражённой в литературе дворян и «народников»-разночинцев.

Изображения характеров и типов крестьян, изображения условий их жизни, их взаимных отношений — всё это очень поучительно, а кроме этого перед внимательным читателем должен встать вопрос: почему почти в одно и то же время дворянин и разночинец изображали мужика резко различно? Кроткие Калиныч и Поликушка нравились Тургеневу и Толстому как будто гораздо больше, чем суховатый, разумный Хорь. Л.Толстой изобразил мужика Платона Каратаева, и этот человек долгое время признавался критикой и читателями как типичный русский крепостной крестьянин, раб, но знающий какую-то высшую правду и потому внутренно свободный, не зависимый ни от «власти земли», ни от самодержавной власти царя и помещика, как образцовый, примерный мужик, которому известны только две силы: он — на земле — да незримый, неведомый его бог, будто бы существующий где-то в небе. Вслед за Толстым очень многие литераторы, дворяне и разночинцы, писали мужика по образу и подобию Платона Каратаева. Даже критически настроенный в отношении деревни Глеб Успенский иногда подчинялся внушению литературного образа, созданного Толстым. А Платон Каратаев жил в эпоху войн с Наполеоном, когда вместе с армией Наполеона против царской Москвы шли русские крестьяне западных губерний — Витебской, Смоленской, Могилевской, — мужики, видимо, другого характера, чем Каратаев.

Изображать крестьянство кротким, терпеливым, добрым хотели и умели не только одни русские дворяне: почти одновременно с Тургеневым писали рассказики такие же, как он, о крестьянах в Германии Бертольд Ауэрбах, в Англии — Джордж Эллиот, в Финляндии — за четыре года до появления рассказа Льва Толстого «Хозяин и работник» — появился на такую же тему рассказ одного архитектора и литератора, кажется, Аренсберга. Можно найти и ещё не мало такого единства тем, идей, настроений литераторов XIX века. Это единство особенно заметно в конце XIX века, когда в Германии Поленц, в Бельгии — Лемонье, во Франции — Рене Базен, Эстонье, в Англии — Т.Гарди, в Италии — Джиованни Верга, Грация Деледда, в Испании — Бласко Ибаньес, Пио Бароха и т. д. — всюду литераторы изображали крестьянина человеком, который тяжело обременён каторжной работой на своей ничтожной полоске земли или работой батрака на своего односельца — «мироеда»-кулака, — обременён, задавлен, но — покорён своей тяжкой и жалкой судьбе нищего, который создаёт богачей. Тяжёлая эта жизнь уродливо ограничивает разум человека запросами его нищенского или кулацкого хозяйства, интересами текущего дня, — интересы эти ограничивались сотрудничеством быка с волком.