Статьи военных лет

Именно из здешней каменистой почвы вырвались первые языки дьявольского пламени, в короткие сроки пожравшего пол-Европы. В 140 километрах южнее Нюрнберга и почти на том же меридиане расположен другой фашистский город — Мюнхен. А на расстоянии трёхсот пятидесяти километров к северо-востоку валяется нынче, как босяк в похмельи, утопая в серых каменных лохмотьях, город Берлин. В этот треугольник по существу и вписана вся преступная биография Адольфа Гитлера и его банды, которую сейчас введут в зал под охраной тринадцати рослых американских парней.

Над покойником принято перечислять главнейшие этапы его жизненного пути. Признаёмся, кстати: приятно поговорить над свежей могилкой такого мертвеца. Нюрнберг был, так сказать, начальным очагом всех европейских бедствий. Здесь находилось здание имперского партейтага, здесь созревала теория империалистического паразитизма, отсюда, пока вполголоса, Гитлер бормотал Германии свои подлые обещания свернуть шею всей негерманской части человечества. Отсюда заговорщики рванулись к власти на Берлин, и в ту пору мы навсегда запомнили истерический, уже во всю глотку, визг фюрера, портивший все радиоприемники мира. В этой столице бредовая мечта о завоевании планеты приобрела облик реальной угрозы. Но впереди был ещё Мюнхен, за которым расстилалось уже свободное поле для надмирного владычества. Здесь-то и приняла Европа кровавое яблочко Гитлера.

Не будучи провидцами, мы, однако, могли бы полностью привести блудливые и тёмные речи, которые в те дни змий нашептал в ухо женщины. Чаше всего там употреблялись слова: Россия, Восток, славянство, революция, Азия, еврейство, большевизм, Советы — обычная и скудная октава всех фашистских шарманок мира. В скорости после того Европа захрустела в кольцах гада. Мы ещё не подсчитали, сколько мир потратил денег, металла и молодых жизней, чтобы вогнать фашистскую заразу назад в нынешнюю нюрнбергскую берлогу.

Про Мюнхен мы напомнили не затем, чтобы испортить ленч какому-нибудь благородному господину, а лишь потому, что нам известна живучесть искусителя. И верно: гадина схвачена за горло, и вставлена туда стальная распорка, и вырван ядовитый зуб; теперь это просто длинная кишка с тухлой политической начинкой, обвисшая на древе. Но значит ещё не полностью обезврежен змий: ещё сипит разверстая пасть, и все слышат, как знакомая отравленная ложь каплет из неё на землю. Опять и опять кое-где склоняется ухо женщины послушать ядовитую брехню про несуществующие козни Востока, про Россию, про прямой, простой и добрый народ, которому, — так и быть, выдам эту страшную тайну! — действительно опостылело 28 лет назад жить прежним варварским порядком, где всё сильное пожирает всё зазевавшееся, где призванием человека считается умножение нулей на текущем счету, где за маленьких вступаются лишь, когда их убьют сто тысяч сразу, где война есть выгодное коммерческое предприятие, где помирают с голоду на грудах гниющей пищи. Величайшие освободительные добродетели народа моего ставятся ему в вину.

Кажется, на всех языках мира существует сказка про Змея-Горыныча. Уж верно нет такой старухи на земле, чтобы не сказывала её затихшим внучаткам в глухую мятельную ночь: на высокой королевской горе змей жжёт и жрёт прекрасную земную красоту, нет на него ни управы, ни устрашения. Его развали мечом на части, а он срастается, — руби ему по сто раз пакостную его башку, а она, глянь, вновь пристала на прежнее место. Но вот является светлый витязь из неизвестной страны, с лёгким святым мечом и особой сноровкой на одоление гада, и начинается огненный поединок, и распадаются смертные змеиные кольца, и ярче начинает светить солнышко в небе. Этим заветным секретцем, величайшим изобретением нашего века, которого, кстати, мы не пытаемся утаить от других народов, владеем сегодня только мы. И потому верю я, что тысячу лет спустя безымянный герой в этой отличной неумирающей сказке приобретёт национальные черты моего, советского народа. И уж коли на то пошло, поговорим начистоту: может, незачем мне было оглядываться на горькую пустыню, откуда вывел нас Ленин? Мы уже вступили в обетованные рубежи, и пусть прочие раскомаривают себя как им вздумается. Правда, слов нет!.. но только этот вчерашний день уже не одним набегом пытался вытоптать наши неокрепшие сады: у нас доныне рвутся мины в полях, а наши сестры ютятся с детишками в землянках. Нашего ущерба не возместить, если даже всю Германию на сто лет вперёд продать. Мы этого забыть никак не можем!