Именно у нас неминуемо должна была зародиться народная мечта о праведной стране, где не шумные молочные реки текут в кисельных берегах, где обитают жители особой строгой стати и светлой совести, где ни пиявицы в пруду, ни барина на горбу, — трудись и пой! «Хороша держава, — прадеды наши печалились, да ни адреска туда не дадено, ни словца заветного, чтобы тропку туда отыскать». И уж до такой степени изождались, изверились, что только старые бабки, хранительницы наших святых предании, внучаткам про то на печи сказывали: народится однажды у Родины безмерной силушки сынок, который подымет матушку в объятиях и в облаках перенесет её в ту дивную сказку. А начнётся это с одной заветной зорьки, когда всё проснется разом, люди и скованная зимой природа, и грянет на злую людскую бедуху тот долгожданный гром, о котором от века пелось в русской сказке и сказывалось в «Дубинушке». Так выглядела крестьянская мечта о социализме даже в ту пору, когда я сам, шестилетним мальцом, катался на ледянке у себя, в деревушке Полухино, бывшей Калужской губернии.
Кто-то должен был открыть для человечества этот шестой, праведный материк социализма. Но сперва следовало определить его географические координаты — за горными хребтами, за немолчными морскими валами… о, Одиссею было бы ближе плыть между его Сцилл и Харибд! Мало того, требовалось заране исчислить тамошние законы движения людских масс и исторических судеб, труда и товаров, идей и всего того, из чего в гармонической пропорции сплавляется человеческое б л а г о п о л у ч и е. Нельзя было принять на веру тот старинный, сомнительный мещанский сплав, из которого старое общество чеканило монету для расплаты с рабами. Полагалось разъять это понятие на составные части, тронуть их кислотами сложных социальных реактивов, измерить их абсолютный атомный вес и лишь тогда заполнить в этической таблице пустующую клетку, над которой стояла наивная надпись — с ч а с т ь е! Словом, русские люди и те, кто объединил с ними свой исторический жребий, ждали универсальную и героическую личность, творца новой науки, который соединил бы в себе хотя бы Колумба, Менделеева и Коперника. Он пришёл наконец, — это был Ленин. Он оснастил по-новому старый фрегат Российской империи и, сшив ему новые паруса, стал его первым капитаном. Его смерть застигла нас, когда мы только что отошли от причала в открытый океан. Тогда Ленина сменил Сталин.
Имени Сталина во всех его делах предшествует имя Ленина, равно как имени Ленина, подобно горному эхо, отзывается в веках имя Сталина. Здесь мы раскрываем далеко ещё не полную книгу этой большой жизни: пусть до конца дней, пока движется солнце в поднебесье, полнятся её увлекательные страницы. Как и книга ленинской жизни, она начата в ту отдалённую эпоху, когда самый помысел о трудовом единстве людей представлялся созданием если не смешной, то во всяком случае отвлечённой мысли. Так учёные создают знание о космическом светиле, изучают его объём и скорость, но какому исполину удавалось дотянуться до него рукой, чтоб сделать достоянием людского племени?.. Это есть прежде всего книга титанического труда, и только наш народ, сам умеющий самоотверженно поработать во имя идеи, даже не доставляющей немедленной политической выгоды, может оценить подвиг Сталина. Мы опускаем детство и юность гения, известные всякому школяру; вспомним только, как чист воздух в Гори, как глубоки снега в Новой Уде. Мы были маленькие тогда, мы еле помним, как, подобно лесному пожару, освободительное пламя охватывало империю; гасители в жандармских галунах притопчут его, бывало, на опушке, — оно с дерзкой яростью подымется в глубине… и вот уже нехватало полицейских сапог покрыть полностью всю площадь Российского государства!.. Начнём прямо с того памятного года, когда из опустелой гавани старой истории Россия вышла в свой справедливый и бескрайний путь.