Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии

Вот мой «иностранный» муж недавно заявил мне, что родители должны ЗАРАБОТАТЬ, ЗАСЛУЖИТЬ уважение своих детей. При всем этом, он, конечно, считает себя образцовым отцом. Хоть мы и не живем во Франции, а только в Австралии. у нас вроде бы помягче с этим, а может уже поостыли, времена, когда отнимали детей направо и налево более менее прошли. но, смотрю я на воспитание детей и руки опускаются. Все настолько извращено (ведь это длится довольно давно, так что пустило глубокие корни), все настолько перевернуто, что даже не скажешь ЧТО ИМЕННО НЕ ТАК — просто ВСЕ НЕ ТАК. дети, на самом деле, НЕ ЗНАЮТ СВОИХ ОБЯЗАННОСТЕЙ, не знают УВАЖЕНИЯ К СТАРШИМ и т. п. все это — что-то абсолютно не ведомое для них. И может это покажется странным кому — то, но я уверена — многое вытекает из их культуры, а вернее из религии (что еще осталось). У меня пример моя свекровь, она в протестантской церкви — Я — Я — Я — вот главное в этом мире. о каком уважении и тем более послушании можно говорить. только иногда внешние вежливые манеры, под которыми — опять Я и только Я. И что с этим делать?

СТАРЫЕ ПЕСНИ НА НОВЫЙ ЛАД

Дебаты по поводу ювенальной юстиции и всего того, что с ней тематически связано, — это не просто академичные споры или информационные баталии. За ними уже стоит немало реальных судеб опороченных, оболганных взрослых и осиротевших детей. Особенно это касается темы жестокого обращения с детьми. Казалось бы, тут все ясно и однозначно: изверги — родители, несчастные маленькие жертвы. Только услышишь — и кровь закипает от ужаса, от возмущения, от бессильной ярости, от острого желания и одновременно невозможности спасти малыша. И, конечно, не возникает сомнений в том, что все рассказанное и показанное — чистая правда.

Но так уж получилось, что за несколько последних лет нам довелось столкнуться с заметным числом случаев оговора родителей, ни в каком насилии над детьми не виновных. Оговора, имевшего и для них, и для детей весьма печальные последствия.

«Враг ребенка»

Помнится, в середине 1990–х, услышав на проходившем в Гамбурге Международном конгрессе по социальной психиатрии, что проблема номер один современного западного мира — сексуальное насилие над детьми (sexual abuse) и что от четверти до трети немецких женщин подверглись ему в детстве, мы испытали настоящий шок. Информация была настолько «потусторонней», что словесно-образная связь прерывалась, слова не порождали образы. Ужас блокировал процесс воображения.

Но когда мы стали обсуждать услышанное с людьми, долго жившими на Западе, некоторые говорили нам, что процент пострадавших сильно преувеличен и что обвинение в sexual abuse во многих случаях — форма шантажа. Хочет мама, к примеру, получить большие деньги — подучивает несовершеннолетнюю дочь пожаловаться в соответствующие инстанции, что папа делал с ней это. И перед папой возникает невеселая дилемма: или откупиться от мамы, подбивающей ребенка на шантаж, или отправиться в тюрьму.

Тогда, полтора десятка лет назад, нам казалось, что вся эта жуть, весь этот бытовой ад если где-то на другом конце земли и происходит, то к нашей жизни не имеет и никогда не будет иметь никакого отношения.

Но прошли годы, и вполне сопоставимая история развернулась на наших глазах в Москве. Жена ушла к любовнику, оставив пятилетнюю дочь мужу. Когда же период «рая в шалаше» завершился, встал вопрос о разделении жилплощади. Тут мама вспомнила о дочке, поскольку это сулило лишние метры, и обманным путем ее умыкнула. А чтобы отец, у которого на руках было решение суда о проживании ребенка с ним, «не возникал», обвинила его в совершении развратных действий. И заставила девочку подтвердить ложь. К счастью для оклеветанного отца, Москва тогда еще не была пилотной площадкой ювенальной юстиции. Поэтому он отделался потерей ребенка и большей части квартиры, получил тяжелейшую душевную травму, был ославлен, поскольку девочку показали по телевизору, но хотя бы не сел в тюрьму, так как экспертиза, проведенная в специальном центре, была честной и подтвердила его невиновность.