Статьи. Журнальная полемика

«Опыты самораздирания». Рассказ очевидца. — В январской хронике «Наша общественная жизнь» (1863) Салтыков дал следующую характеристику современной русской журналистики: «Из загнанной и трепещущей она превратилась в торжествующую и ликующую, из скептической в верующую, из заподозренной в благонамеренную и достойную доверия. Деятели, целую жизнь дразнившие и уськавшие общественное мнение, всенародно бьют себя в грудь, всенародно раздирают на себе одежды…» (Подчеркнуто нами. — Л. Р.). В данном случае речь шла прежде всего о «Русском вестнике» М. Н. Каткова, но характеристика имела отношение и к журналу «Время», по поводу которого Салтыков заявлял, что он в ближайшем будущем начнет «катковствовать». В упомянутом выше фельетоне «Тревоги «Времени» Салтыков упрекает в страсти к «самораздиранию» уже «почвенников»: «Ведь вы до такой степени галлюцинации дошли, что сами же свои собственные внутренности раздираете…»

Стихотворная элегия на кончину «Времени»… — «Элегия» не была, конечно, откликом на факт закрытия журнала «Время». Она написана раньше: «Современник», № 4, где появилось произведение Салтыкова, получил цензурное разрешение 20 апреля, а правительственное распоряжение о запрещении издания «Времени» датировано 24 мая 1863 г. (Поводом к закрытию журнала Достоевских была помещенная в № 4 «Времени» статья Н. Н. Страхова о событиях в Польше — «Роковой вопрос». Резкий отзыв о ней в газете «Московские ведомости», 1863, № 109 от 13 мая, предрешил судьбу журнала.)

В пародийном стихотворении на кончину «Времени» Салтыков использовал стихотворный размер «Моей эпитафии» Пушкина.

«Самонадеянный Федя»… — В сатирическом стихотворении, относящемся к Ф. М. Достоевскому, интересна мысль Салтыкова о том, что туманность, бесплодность идеологии «почвенников» должна отозваться и на творчестве писателя, на характере его гуманизма, который может превратиться в «тысячекратно повторяемое трясение гоголевской «Шинели» (как это было замечено еще в «Тревогах «Времени»). Содержание пародии проясняет более поздняя статья Салтыкова «Журнальный ад» (см. т. 6 наст. изд.). «Под «бездельничеством», — говорит Салтыков, — я отнюдь не разумею что-либо преступное <…>; нет, «бездельничество» означает лишь полное отсутствие какой-либо живой руководящей мысли, означает занятие таким делом, до которого ровно никому дела нет» (ср. «Все ленился, да ленился… и попал впросак!»). И далее: «Откуда нашла на русскую журналистику эта туча, я не берусь разрешить <…>. Гораздо проще, по моему мнению, будет, если мы примем это явление, как факт глухой, как знаменье особенного божьего гнева, над нами тяготеющего» (ср. ироническое: «Федя богу не молился, /«Ладно, мнил, и так!»). Здесь же вновь появляется образ обветшалой гоголевской «Шинели». Речь идет о герое «Записок из подполья», представляющем некий демонический вариант маленького человека — Макара Девушкина («Бедные люди»): «В довершение всего роль сатаны неожиданно присвоил себе известный попрошайка, Макар Алексеевич Девушкин, тот самый Девушкин, который из гоголевской «Шинели» сумел-таки выкроить себе, по малой мере, сотню дырявых фуфаек».

Стихотворение Салтыкова запомнилось Достоевскому. В романе «Идиот» (1868) он использовал его в своих пародийных целях.

Лева Шнейдера шинелью
Пятилетие играл
И обычной канителью
Время наполнял… и т. д.

Эти стихи написаны нигилистами с целью скомпрометировать положительного героя романа, князя Мышкина.

Стр 303. «Опыты сравнительной этимологии, или Мертвый дом», по французским источникам… — Салтыков неизменно высоко оценивал «Записки из Мертвого дома» Достоевского. В хронике «Наша общественная жизнь» за март 1863 г., обращаясь к редакции журнала «Время», он писал: «А что, если мы докажем вам, что в вас только и есть русского что «Мертвый дом»?» В статье «Литературные мелочи» (1864) повторяется та же мысль: «…есть настоящий Достоевский (Ф. М., автор «Мертвого дома» и «Бедных людей») и есть псевдо-Достоевский (М. М., автор «Старшой и меньшой» и предприниматель журнала «Эпоха»)». Однако о связи «Мертвого дома» с «французскими источниками» упоминалось в первоначальном тексте мартовской хроники 1863 г. («Наша общественная жизнь»): «Самое русское из всего русского, в вас помещавшегося, ваш «Мертвый дом» написан на манер французского…» (Не хотел ли этим сказать Салтыков, что автор «Мертвого дома» более привержен идеям утопического социализма, чем полагалось бы убежденному почвеннику?)