Статистическая вероятность любви с первого взгляда

— Просто я никогда не видел, чтобы кто‑нибудь реально читал эти штуки.

— Значит, тебе повезло, что ты сидишь рядом со мной.

— Вообще в целом повезло?

Хедли усмехнулась:

— Особенно в случае экстренной ситуации.

— Точно! — подхватил он. — Я чувствую, что мне ничто не угрожает. Так и вижу, как во время вынужденной посадки мне на голову падает поднос с завтраком, и ты, героическая пигалица, вытаскиваешь из самолета мое бесчувственное тело.

У Хедли вытянулось лицо:

— Не шути так!

— Прости…

Он придвинулся поближе и положил свою руку ей на колено. Жест настолько естественный, что Оливер даже не заметил, что его сделал, пока Хедли не опустила глаза — ощущение теплой ладони на голой коленке было удивительным, и Оливер отдернул руку, видимо и сам растерявшись от неожиданности.

— Я просто так ляпнул. Все будет хорошо.

— Не извиняйся, — тихо ответила она. — Вообще‑то я не суеверная.

Снаружи, вокруг огромного самолета, суетились люди в оранжевых жилетах, и Хедли придвинулась поближе к иллюминатору, чтобы лучше все рассмотреть. Старушка‑соседка закашляла во сне. Хедли с Оливером дружно повернулись к ней, но та уже снова мирно спала, лишь веки чуть подрагивали.

— Пятьдесят два года… — Оливер тихонько присвистнул. — Впечатляет.

— А я не верю в брак, — заявила Хедли.

— Ты же едешь на свадьбу?! — удивился Оливер.

— Ага, — кивнула она. — В том‑то все и дело.

Оливер озадаченно посмотрел на нее.

— Зачем поднимать шум, тащить людей через пол земного шара, чтобы официально засвидетельствовать свою любовь? Хочешь с кем‑то разделить свою жизнь — молодец, отлично. Только это никого не касается, кроме вас двоих. Зачем лишняя показуха?

Оливер потер подбородок, не зная, что и думать.

— Похоже, — произнес он наконец, — ты в свадьбы не веришь, а не в брак.

— В данный момент меня не вдохновляет ни то ни другое.

— Ну, не знаю, — протянул Оливер. — По‑моему, это не так уж и плохо.

— Нет! — горячо возразила Хедли. — Все это только для виду! Если любишь по‑настоящему, ты не обязан никому ничего доказывать. Все должно происходить намного проще. И хоть что‑нибудь да значить.

— По‑моему, оно и значит, — негромко сказал Оливер. — Это обещание.

— Да, наверное. — Хедли невольно вздохнула. — К сожалению, не все держат слово. — Она оглянулась на спящую соседку. — Не всем удается прожить вместе пятьдесят два года, а если удалось, уже не имеет значения, что когда‑то вы в присутствии кучи народа давали друг другу слово. Главное — что вы не предали друг друга, даже когда было очень погано.

Оливер засмеялся:

— Зачем нужен брак? На тот случай, если станет очень погано.

— Серьезно! А иначе как поймешь, что все взаправду? Только если в трудную минуту есть кому тебя поддержать.

— Вот как? Значит, не надо ни свадьбы, ни брака, только чтобы было кому тебя поддержать, когда жизнь бьет по голове?

— Точно, — подтвердила Хедли.

Оливер изумленно покачал головой:

— На чью свадьбу едешь‑то? Бывшего бойфренда?

Хедли не смогла удержаться от смеха.

— Чего смеешься?

— Мой бывший бойфренд целыми днями играет в компьютерные игры, а в свободное время разносит пиццу. Смешно представить его в роли жениха!

— Я так и подумал, что ты еще слишком молода, чтобы быть брошенной женщиной.

— Мне семнадцать! — возмущенно выпалила Хедли.

Оливер примирительно поднял руки. Самолет отъезжал от посадочного «рукава», и Оливер наклонился поближе к иллюминатору. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись огоньки, похожие на отражения звезд. Взлетные полосы — созвездия, где дожидаются своей очереди десятки самолетов. Хедли сцепила руки на коленях и сделала глубокий вдох.

— Слушай, — Оливер снова откинулся в кресле, — по‑моему, мы не с того конца начали.

— То есть?

— Да просто обычно разговоры о значении истинной любви начинаются месяца через три после знакомства, а не через три часа.

— По ее словам, — Хедли подбородком указала на сиденье справа от Оливера, — три часа — все равно что три года.

— Ага, но это для влюбленных.

— Точно. Это не о нас.

— Ну да, — улыбнулся Оливер. — Не о нас. Так что три часа — это три часа, и не больше. А мы неправильно подошли к делу.

— В каком смысле?

— Я уже знаю твои взгляды на брак, а о важном мы еще даже не говорили. Ну там, какой твой любимый цвет, любимая еда…

— Синий, мексиканская.

Оливер задумчиво кивнул:

— Уважаю. А у меня — зеленый и карри.

— Карри? — Хедли сделала гримаску. — Правда?

— Не надо осуждать! Что еще?

Свет в салоне потускнел — его пригасили перед взлетом. Моторы набирали обороты. Хедли на мгновение зажмурилась.

— Что? Что еще?

— Любимое животное?

— Не знаю… — Она снова открыла глаза. — Собаки?

Оливер покачал головой.

— Скучно. Вторая попытка.

— Тогда слоны.

— Правда, что ли?

Хедли кивнула.

— Почему вдруг?

— В детстве я не могла заснуть без драного плюшевого слоника, — объяснила она, сама не понимая, отчего сейчас вспомнила о своей игрушке. Может, все дело в предстоящей встрече с отцом, а может, грозный рев моторов вызвал детское желание спрятаться под одеяло.

— По‑моему, это не считается.

— Сразу видно, что ты не знаком со Слоником.

Оливер захохотал:

— Имя сама придумала?

— Ага, — улыбнулась Хедли.