Статский советник

Сразу же после казни Пожарского нужно будет уходить. Грин уже решил, как — извозчиком до Богородского, там достать лыжи и через Лосиноостровский лес, в обход застав, до Ярославского тракта. Только бы выбраться из Москвы, дальше всё просто.

Жалко было труда. Бомбы снова придется оставить: склянка с гремучим студнем была еще наполовину полной, банки стояли, снаряженные взрывателями и заправленные шрапнелью, но еще не закрытые. Да и лишняя тяжесть.

В саквояже лежало только самое необходимое: фальшивые документы, белье, запасной револьвер.

Игла смотрела в окно на заколоченный дворец. Через несколько минут ей предстояло покинуть дом, в котором она выросла. Вероятнее всего, покинуть навсегда.

Перед тем, как повторно протелефонировать в обер-полицеймейстерство, Жюли спросила, заглянув в глаза:

— Грин, ты обещаешь, что не убьешь меня?

— Если приедет.

Она перекрестилась и вызвала станцию.

— Алло, Центральная? Сорок четыре двадцать два.

На сей раз Пожарский оказался на месте.

— Глеб, — сказала ему Жюли прерывающимся от волнения голосом. — Миленький, скорей сюда, скорей! У меня одна секундочка, объяснять некогда! Пречистенка, усадьба Добринских, флигель с мезонином, увидишь. Только один приезжай, непременно один. Я открою. Тут такое, ты себе не представляешь! Будешь ручки целовать. Всё-всё-всё, больше не могу!

— Приедет, — уверенно сообщила она, разъединившись. — Примчится немедленно. Я его знаю, — взяла Грина за руку, умоляюще произнесла: — Гринчик, ты дал слово. Что вы со мной сделаете?

— Слово есть слово, — он с отвращением высвободился. — Ты увидишь, как он умрет. Потом отпущу. Пусть партия решает. Приговор известен. Объявят вне закона. Каждый, кто увидит, обязан уничтожить, как гадину. Беги на край света, забейся в щель.

— Ничего, — легкомысленно пожала плечами Жюли. — Мужчины везде есть. Не пропаду. Всегда мечтала увидеть Новый Свет.

Она сделалась совершенно спокойна и, переведя взгляд с Грина на Иглу, сожалеюще вздохнула:

— Ах, бедные вы бедные. Бросьте вы к черту эти глупости. Ведь она тебя любит, я вижу. И ты ее. Жили бы себе, радовались этакому счастью. Хватит людей-то убивать. Ничего хорошего на этом все равно не построишь.

Грин промолчал, потому что думал о предстоящей акции и потому что дискутировать было незачем. Но Игла, разглядывавшая двойную предательницу с брезгливым недоумением, не выдержала:

— Только о любви ничего больше не говорите. А то ведь я вам честного слова не давала. Могу застрелить.

Жюли нисколько не испугалась, тем более что руки Иглы были пусты.

— Презираете меня за то, что я из-за Глебушки умирать не захотела? Напрасно. Я свою любовь не предавала — я сердца послушалась. Если б оно сказало мне «умри», я бы умерла. А оно сказало: проживешь и без Глеба. Перед другими я притворяться умею, перед собой — нет.

— Ваше сердце ничего другого сказать не могло, — ненавидяще заговорила Игла, а дальше Грин слушать не стал.

Вышел в коридор и встал у окна кухни, чтобы наблюдать за улицей. Пожарский должен был появиться с минуты на минуту. Справедливость свершится, товарищи будут отомщены. Снегирь, Емеля, Бобер, Марат, Нобель, Шварц. И еще Гвоздь.

Взгляд вдруг заметил странность — отпечаток подошвы на подоконнике, прямо под открытой форточкой. В этом знаке содержался какой-то тревожный смысл, но задуматься о нем Грин не успел — звякнул дверной колокольчик.

Открывать пошла Жюли, Грин стоял за дверью с «кольтом» наготове.

— Только попробуйте, — шепнул он.

— Ах, перестань, — отмахнулась она, отодвинула засов и сказала кому-то невидимому. — Глебчик, входи, я одна.

В прихожую вошел человек в темно-сером пальто и куньей шапке. Грина вошедший не заметил и оказался к нему спиной. Жюли быстро поцеловала Пожарского в ухо и щеку, поверх его плеча подмигнула Грину.

— Пойдем, что покажу.

Она взяла обер-полицеймейстера за руку и потянула за собой в комнату. Грин неслышно ступал сзади.

— Кто это? — спросил Пожарский, увидев Иглу. — Минутку, не представляйтесь, я сам… А, догадался! Какой приятный сюрприз. Что это значит, Жюли? Ты сумела склонить мадемуазель Иглу на сторону правопорядка? Умница. Однако где же кумир моего сердца, доблестный рыцарь революции господин Грин?

Тут-то Грин и ткнул ему дуло между лопаток.

— Я здесь. Руки на виду. До стены и медленно лицом.

Пожарский развел руки в стороны, держа их на высоте плеч, сделал десять шагов вперед и развернулся. Лицо его было напряжено, брови сдвинуты.

— Ловушка, — сказал он. — Сам виноват. Я думал, Жюли, что ты меня любишь. Ошибся. Что ж, и на старуху бывает проруха.

— Что такое «ТГ»? — спросил Грин, держа палец на спуске.

Обер-полицеймейстер негромко рассмеялся.

— Вот оно что. А я-то думаю, что это господин Грин мне сразу пулю в затылок не всадил. Все-таки кое-что человеческое нам не чуждо? Любопытствуем? Ладно уж, по старому знакомству отвечу на все ваши вопросы. Заодно пару лишних минут воздухом подышу. Рад лично познакомиться с давним адресатом. Вы точно такой, каким я вас представлял. Да вы спрашивайте о чем хотите, не стесняйтесь.

— «ТГ», — повторил Грин.