— Ан нет! Я ничего и никого не боюсь! — лицо Тимофея Григорьевича стало багроветь от сердитости, задергалась щека. — Не приведи Господь, если вы победите! Да и не будет у вас никакой победы. Вы, поди, вообразили, что Лобастова используете? Черта с два! Это я вас использую. А если я с вами откровенен, то это потому, что вы человек прагматический, без патетики. Мы с вами одного поля ягоды. Хоть и разные на вкус. Ха-ха!
Лобастов коротко хохотнул, обнажив желтоватые зубы.
При чем здесь ягоды, подумал Грин. Зачем говорить шутками, если можно серьезно.
— Так почему помогаете? — спросил он и поправился. — Помогали.
— А потому, что понял: наших дураков надутых пугать надо, чтоб не ставили палки в колеса, чтоб не мешали умным людям страну из болота тащить. Учить их, ослов, надобно. Носом в навоз тыкать. Вот вы и потычьте. Пусть до их чугунных голов дойдет, что России либо со мной, Лобастовым, идти, либо с вами, в тартарары катиться. Третьего не дано.
— Вкладываете деньги, — кивнул Грин. — Понятно. В книгах читал. В Америке называется лоббирование. У нас парламента нет, поэтому давите на правительство через террористов. Так дадите сорок тысяч?
Лицо Лобастова сделалось каменным, только тик по-прежнему тревожил щеку.
— Не дам. Вы умный человек, господин Грин. На «лоббирование», как вы выразились, у меня отведено тридцать тысяч в год. И ни копейки больше. Если хотите — берите пятнадцать в счет второго полугодия.
Подумав, Грин сказал:
— Пятнадцать нет. Нужно сорок. Прощайте.
Повернулся и пошел к выходу. Хозяин догнал, проводил до двери.
Нешто передумал? Вряд ли. Не такой человек. Тогда зачем догнал?
— Храпова-то вы? — шепнул в ухо Тимофей Григорьевич.
Вот зачем.
Грин молча спустился по лестнице. Пока шел по заводской территории, думал, как быть дальше.
Выход оставался один — все-таки экс.
Что полиция занята розыском, даже неплохо. Значит, меньше людей на обычные нужды выделено. Например, на охрану денег.
Людей можно взять у Иглы.
Но без специалиста все равно не обойтись. Следует послать телеграмму Жюли, чтоб привезла своего Козыря.
За проходной Грин встал за фонарный столб, немного подождал.
Так и есть. Из ворот деловито выскочил неприметный человек приказчицкого вида, повертел головой и, заметив Грина, сделал вид, что дожидается конки.
Осторожен Лобастов. И любопытен.
Это ничего. От хвоста оторваться было нетрудно.
Грин прошел по улице, свернул в подворотню и остановился. Когда следом сунулся приказчик, стукнул его кулаком в лоб. Пусть полежит минут десять.
Сила партии заключалась в том, что ей помогали самые разные люди, подчас совсем неожиданные. Именно такой редкой птицей была Жюли. Партийные аскеты смотрели на нее косо, а Грину она нравилась.
Ее цвет был изумрудный — легкий и праздничный. Всегда веселая, жизнерадостная, нарядная, благоухающая неземными ароматами, она вызывала в металлическом сердце Грина какой-то странный звон, одновременно тревожный и приятный. Само имя «Жюли» было звонким и солнечным, похожим на слово «жизнь». Сложись судьба Грина иначе, он бы, наверное, влюбился именно в такую женщину.
У членов партии не было принято много болтать о своем прошлом, но историю Жюли знали все — секрета из своей биографии она не делала.
Подростком она лишилась родителей и попала под опеку к родственнику, чиновному господину изрядных лет. На пороге старости родственнику, по выражению Жюли, «бес засел в ребро»: доверенное наследство он растратил, воспитанницу растлил, а сам в скором времени свалился в параличе. Юная Жюли осталась без гроша в кармане, без крыши над головой, но с солидным чувственным опытом. Карьера перед ней открывалась только одна — профессионально женская, и Жюли явила на этом поприще незаурядное дарование. Несколько лет она прожила в содержанках, меняя богатых покровителей. Потом «толстяки и старики» ей надоели, и Жюли завела собственное дело. Возлюбленных теперь она выбирала себе сама, как правило, нетолстых и уж во всяком случае нестарых, денег с них не брала, а доходы получала от «агентства».
В «агентство» Жюли пригласила подружек — частью таких же, как она, содержанок, частью вполне респектабельных дам, искавших приработка или приключений. Фирма очень быстро приобрела популярность среди столичных искателей удовольствий, потому что подружки у Жюли были все как на подбор красивые, смешливые и охочие до любви, а конфиденциальность соблюдалась неукоснительно.
Но друг от дружки, и тем более от веселой хозяйки у красавиц секретов не было, а поскольку среди клиентов попадались и большие чиновники, и генералы, и даже крупные полицейские начальники, к Жюли стекались сведения самого разного свойства, в том числе очень важные для партии.
Чего в организации не знал никто, так это почему легкомысленная особа стала помогать революции. Но Грин ничего удивительного тут не находил. Жюли — такая же жертва подлого социального устройства, как батрачка, нищенка или какая-нибудь бесправная прядильщица. Борется с несправедливостью доступными ей средствами, и пользы от нее куда больше, чем от иных говорунов из ЦК.