С Арбата заехал в Жандармское управление, однако безо всякого видимого дела. Попил кофею со Смольяниновым, окончательно превратившимся в телефонного оператора, ибо положение в большом доме на Никитской сложилось в высшей степени странное: все подразделения и службы действовали в чрезвычайном режиме, однако начальства по сути дела не имелось. Временный начальник князь Пожарский на месте не сидел, а если заезжал, то коротко — выслушать донесения адъютанта, оставить распоряжения — и снова исчезал в неведомом направлении.
Вспомнили покойника Станислава Филипповича, поговорили о раненой руке поручика, о дерзости террористов. Поручик придерживался мнения, что нужно проявить рыцарственность.
— Будь я на месте господина Пожарского, — сказал он горячо, — я бы не стал подсылать к этому Грину шпионов и провокаторов, а напечатал в газете: «Хватит охотиться на нас, слуг престола. Хватит стрелять в нас из-за угла и бросать бомбы, от которых гибнут невинные люди. Я от вас не прячусь. Если вы, милостивый государь, действительно, верите в свою правду и хотите пожертвовать собой ради блага человечества, то давайте сойдемся в честном поединке, ибо я тоже свято верю в свою правоту и для России не пожалею жизни. Так перестанем же проливать русскую кровь. Пусть Бог — а если вы атеист, то неважно, пусть Фатум или Рок — решит, кто из нас прав». Я уверен, что Грин на такое условие согласится.
Статский советник выслушал суждение молодого человека и с серьезным видом спросил:
— А ну как Грин к-князя убьет? Тогда что?
— Как что? — Смольянинов попробовал взмахнуть раненой рукой и сморщился от боли. — Кого в России больше, террористов или защитников порядка? Если бы Пожарский пал в поединке, то Грина, конечно, следовало бы беспрепятственно отпустить, это дело чести. Но на следующий же день вызов ему послали бы вы. А если бы и вам не повезло, то нашлись бы и другие, — офицер покраснел. — И у революционеров не осталось бы выхода. Уклониться от вызова им было бы невозможно, ибо тогда в глазах общества они потеряли бы репутацию людей храбрых и самоотверженных. И не осталось бы никаких террористов: фанатики погибли бы в поединках, а прочие вынуждены были бы отказаться от насильственных методов.
— Во второй раз за последнее время п-приходится выслушивать оригинальную идею уничтожения терроризма. И не знаю, какая из них мне нравится больше, — Фандорин поднялся. — Приятно было поговорить, но пора. Сегодня же изложу Глебу Георгиевичу вашу идею.
Он оглянулся на пустую приемную и понизил голос:
— Только вам, по строжайшему секрету. Сегодня в десять вечера у нас с князем важная встреча наедине, где определится весь дальнейший план действий. В Петросовских банях, в «дворянском» отделении.
— Почему в банях? — изумленно захлопал бархатными ресницами поручик.
— Для к-конспиративности. Там отдельные номера, никого постороннего. Мы специально сняли самый лучший кабинет, второй. Непременно предложу Пожарскому попробовать с картелем через газету. Но, еще раз повторяю, о встрече никому ни слова.
Из Управления Фандорин поехал в Гнездниковский.
Здесь роль инстанции, связующей работу всех филерских групп, исполнял титулярный советник Зубцов.
С ним Эраст Петрович выпил не кофею, а чаю. Поговорили о покойном Петре Ивановиче, человеке горячем и грубоватом, но честном и искренне преданном делу. Посетовали о репутации древнепрестольного города, безнадежно подмоченной в глазах государя последними печальными событиями.
— Я вот чего не возьму в толк, — осторожно молвил Сергей Витальевич. — Вся розыскная машина работает на полных оборотах, люди не спят ночами, сбиваются с ног. Следим за Лобастовым, за всеми неблагонадежными, подозрительными и четвертьподозрительными, перлюстрируем почту, подслушиваем, подглядываем. Вся эта рутинная деятельность, конечно, необходима, но как-то не прослеживается единой линии. Разумеется, мне не по чину вторгаться в область высшей тактики — это компетенция ваша и Глеба Георгиевича, однако же, если бы получить представление хотя бы об основном направлении поисков, то я, со своей стороны и в меру отпущенных мне способностей, тоже мог бы принести некоторую пользу…
— Да-да, — покивал Фандорин. — Не думайте, пожалуйста, что мы с князем что-то от вас скрываем. Мы оба относимся к вам с искренним уважением и немедленно привлечем вас к аналитической работе, как только выяснятся некоторые обстоятельства. В знак д-доверия могу сообщить вам строго конфиденциально, что сегодня в десять вечера мы с Глебом Георгиевичем встречаемся в условленном месте, где и определим ту самую «линию», о которой вы сказали. Встреча произойдет наедине, но о результатах вы будете немедленно извещены. Конспиративность же объясняется тем, — статский советник чуть нагнулся, — что среди наших служащих есть предатель и мы пока не знаем, кто именно. Сегодня это как раз может выясниться.
— Предатель?! — воскликнул Зубцов. — У нас в Охранном?