Я поморщился. Нет, конечно, к моей семье в Елизаветино тоже относились с немалым почтением, а появление кого-то из императорской семьи в дни народных гуляний в Петербурге тем более вызывало немалый восторг, но здесь… Здесь это казалось чем-то чуть ли не языческим: Изабель де Водемон, ее светлость герцогиню Лотарингскую встречали как спустившееся с небес божество. Вся дорога от въезда в коммуну была усыпана цветами, и я ничуть не сомневался: у ратуши их станет только больше.
Впрочем, стоило ли удивляться? Наверняка чего-то подобного здесь ждали сотню лет – и, наконец, дождались.
– Да, вашей светлости здесь определенно рады, – усмехнулся я. – Но вряд ли кому-то есть дело до российского князя… Остается только утешать себя мыслью, что я здесь не за славой, а только лишь для того, чтобы способствовать скорейшему союзу между нашими державами.
– Вы слишком скромны, князь. – Герцогиня откинулась на спинку сиденья. – Все эти люди обязаны вам за сегодняшний день – я же обязана куда больше.
Я молча покачал головой. Спорить не хотелось – но и героем вспыхнувшего в Лотарингии мятежа я себя уж точно не чувствовал. Хотя бы потому, что с самого нашего выступления из оставшегося Манома возможности проявить свои военные или хотя бы магические таланты мне так и не представилось. Герцогиня появилась в Меце и прошла до Нанси хозяйкой: в каждой деревне ее крохотную армию встречали цветами – точно так же, как и здесь, в Сен-Жорже. И только по дороге на восток, к Страсбургу нам пришлось вступить в бой… если это вообще можно так назвать.
Две крохотные стычки, каждая из которых длилась немногим больше перестрелки под стенами шато де ла Гранж. То ли правитель Люневиля имел какие-то личные счеты с герцогиней, то ли сам был родом из немцев – городок сопротивлялся, пока я не разнес Свечкой крышу ратуши. И уже на следующий день в деревеньках по соседству остатки солдат разбегались и сдавались в плен раньше, чем мне приходилось использовать родовой Дар.
Если я и ошибся в своих прогнозах, то не так уж и сильно: тем, кто в Лотарингии еще оставался верен Каприви, воевать было попросту нечем. Города и деревни один за одним поднимали французский флаг, и даже стычки на границах, где стояли регулярные части Рейха, оказывались незначительными и всякий раз заканчивались победой. Не знаю, успели ли такие новости дойти до двора императора Жозефа, но в соседних с Лотарингией и Эльзасом областях слухи уже гуляли вовсю. Добровольцы прибывали под знамена герцогини аж из самого Реймса, и за полторы недели победного марша от Меца наша армия выросла до нескольких тысяч штыков.
Впрочем, я не слишком-то обнадеживал ее светлость – да и сам не спешил раскатывать губу. Воинство, состоявшее из крестьян, горожан и местной мелкой знати буквально искрилось энтузиазмом, любовью к родной земле, императорскому роду Бонапартов и герцогине лично. Парни были готовы идти с боем хоть в Страсбург, хоть в Штутгарт, хоть в саму Вену – но нам пока еще не приходилось встречаться с настоящей силой.
Если Каприви перебросит сюда отборные части германской военной машины: пехоту, аэропланы и панцеры – хотя бы десятую часть от той мощи, что сейчас застряла под Варшавой… Об этом я старался не думать. Может, отважным французам и хватит мужества не разбежаться даже под прицелом пушек – но что они, в сущности, смогут сделать против обученных солдат и полусотни опытных боевых магов?
– Ваша светлость ведь понимает, что вот так, – Я указал рукой на ликующую толпу снаружи, – не будет вечно? Любое везение рано или поздно заканчивается. И если наместник канцлера не вступал в настоящее сражение – это вполне может значить, что он лишь копит силы под Страсбургом.
– Разве теперь это имеет значение, князь? – отмахнулась герцогиня. – Когда мы туда придем, моя армия станет еще вдвое больше. Видит Бог, нам хватит и оружия, и людей, и отваги чтобы занять Страсбург.
– Не сомневаюсь, ваша светлость. Но какой ценой? – Я покачал головой. – Если придется, я сам поведу людей на штурм… И все же куда лучше будет заручиться поддержкой императора Жозефа и заключить союз до того, как мы столкнемся с германской армией.
– Это так, князь. – Герцогиня устало вздохнула. – Хотела бы и я, чтобы в день решающего сражения мой народ стоял бок о бок с французскими солдатами. Не сомневаюсь, что вести о нашем выступлении уже дошли до парижского двора… Но Жозеф слишком осторожен.
– Он не сможет вечно делать вид, что все это его не касается. – Я пожал плечами. – И если до этого времени мы успеем выиграть…
– Значит, мы должны выиграть! – Глаза герцогини зажглись в полумраке салона тусклыми огоньками. – Чего бы это ни стоило. А сейчас – Бога ради, князь! – улыбайтесь. Если даже у вас есть сомнения – нельзя показывать его людям.