Статский советник

Никто не сказал ни слова — все только смотрели друг на друга, и примерно через полминуты капитан молча вздохнул и принялся крутить какие-то рукоятки. Сам, лично — ни дежурного офицера, ни кого-либо еще из команды он так и не позвал. “Петр Великий” едва слышно загудел, будто выдыхая воздух из огромных металлических легких — и принялся снижаться. Ровно, без крена или заваливания на нос, вальяжно — как и полагается солидной тяжелой машине. Наверняка рули высоты позволяли отправить дирижабль чуть ли не в пике, но капитан не спешил — и мы теряли высоту аккуратно и неторопливо. Почти незаметно — первые несколько минут на изменения указывала только понемногу уползавшая влево стрелка на одном из приборов у штурвала.

— Снизьте скорость, ваше высокородие, — сварливо пробубнил генерал. — Не хватало еще налететь на какую-нибудь гору… или что-то еще.

Капитан чуть поджал губы, недобро оглянулся — но совета, похоже, послушался: влажные темно-серые клочья за окнами рубки чуть замедлили ход, а потом и вовсе принялись понемногу расступаться.

До земли было еще далеко — отсюда она казалась огромным лоскутным одеялом, сшитым из полей и зарослей, отделенных неровной кромкой. Прямо под нами медленно проплывала зеленая громадина, за которой впереди уже выглядывали из тумана дома, похожие на спиченые коробки. Многочисленные, но с такой высоты кажущиеся крохотными. И только за рекой, далеко — километрах в десяти, не меньше — над их крышами возвышалась черная громадина с двумя остроконечными башнями.

— Что-то очень похоже на Нидерланды. — Капитан прищурился, вглядываясь вдаль. — Не припомню там таких пейзажей. А вот та штуковина подозрительно напоминает…

— Собор! Уж его я точно узнал бы из тысячи… Это Кёльн, милостивые судари. — Покровский скривился так, что едва не закусил собственные усы. — Мы летим над Германией.

Глава 13

— Черт бы их…

Усатый генерал произнес что-то еще — и явно совсем непечатное. Но так тихо, что я не расслышал. Впрочем, с ним наверняка бы сейчас согласился бы любой из собравшихся в рубке, которая вдруг стала невообразимо тесной и душной: от волнения высшие чины пыхтели так, что здесь понемногу станвилось жарко. Какое-то подобие хладнокровия сохранил только капитан — да и тот явно не готовился к чему-то подобному.

Чего уж там — я и сам охотно предпочел бы оказаться подальше отсюда.

— Поднимайтесь выше, ваше высокородие. — Я коснулся штурвала кончиками пальцев. — Уйдем обратно в облака. Возможно, нас еще не успели заметить с земли… Вы ведь сможете проложить курс на запад?

— Смогу… Только вряд ли нам стоит сейчас туда направляться, ваше сиятельство, — хмуро отозвался капитан, вытягивая руку куда-то в сторону чуть левее носа дирижабля. — Посмотрите сами.

Четыре головы повернулись синхронно, а через несколько мгновений молчаливый придворный и вовсе метнулся к окну и разве что не прижался к стеклу лицом. Но все равно не разглядел то, на что указывал капитан. Я и сам чуть ли не полминуты пялился в мутную дымку над Кельном, и только потом увидел показавшиеся вдали плоские силуэты.

Больше всего они напоминали стаю птиц, парящих вдалеке над громадиной собора. Темные тени будто зависли в небе, раскинув могучие крылья, и казались неподвижными — и все же с каждым мгновение становились все больше и больше. Я насчитал около дюжины, и каждая размером была куда крупнее самой упитанной чайки или альбатроса… раз этак в двадцать, если глазомер не подвел меня окончательно.

И летели они прямо на нас.

— Аэропланы, — тихо простонал усатый генерал. — Немецкие — другим-то тут откуда взяться?

— Уходим в облака. — Я осторожно взял капитана за плечо. — Не думаю, что нам стоит попадаться им на глаза.

— Уже попались. Идут прямо с востока… Наверное, их подняли, когда нас заметили.

— Как?! — Молчаливый придворный впервые подал голос. — Как, скажите, пожалуйста, нас могли заметить на такой высоте, милостивые судари?

— Да какая, черт возьми, разница? Поворачивайте немедленно! — Покровский вдруг шагнул вперед и схватил капитана за грудки. — И поднимайтесь, Бога ради, поднимайтесь, ваше высокородие!

На мгновение показалось, что в рубке “Петра Великого” сейчас начнется самая обычная потасовка, но высшие чины все-таки взяли себя в руки: Покровский выдохнул, отпустил капитана и отступил, бормоча извинения, а тот тут же принялся выкручивать штурвал. С таким остервенением, что дирижабль задрожал, будто попытавшись чуть изогнуться в нужную сторону.

Рули высоты тоже работали — нос “Петра Великого” понемногу задирался, и на этот раз так спешно, что пол под ногами заметно давал угла. Наверняка кто-нибудь из господ в кают-компании проливали себе на пиджак или брюки напитки, но капитана это явно сейчас волновало меньше всего на свете. Он изо всех сил старался увести дирижабль с курса немецкий аэропланов и нырнуть обратно в облака.