Лошадь взяла с места вразбег, застучала шипастыми подковами, и ходкие сани, ничуть не отяжелевшие от бумажной поклажи, невесомо заскользили по льдистой мостовой.
Грин оглянулся.
Несколько бесформенных, темных куч на земле. К ним тянутся мордами осиротевшие лошади. Пустая карета с распахнутыми дверцами. Часы над аптекой. Двенадцать минут шестого.
Получалось, что весь экс не занял и трех минут.
Постоялый двор находился на грязноватой, унылой площади, соседствовавшей с Пряным рынком. “Индия” представляла собой длинное одноэтажное здание, неказистое, но зато с хорошей конюшней и собственным товарным складом. Здесь останавливались торговые люди, приезжавшие в Москву за корицей, ванилью, душистой гвоздикой, кардамоном. Вся округа Пряного рынка пропахла головокружительными чужеземными ароматами, и если закрыть глаза, не видеть желтых от конской мочи сугробов и кривобоких слободских домишек, то легко было вообразить, что тут и вправду Индия: качаются пышные пальмы, идут враскачку грациозные слоны, и небо не московское, серое с белым, а, как положено, густо-синее и бездонное.
Опять Козырь рассчитал верно. Когда Грин вошел в гостиницу с двумя мешками, никто к нему приглядываться не стал. Несет себе человек образцы товара – эка невидаль. Поди догадайся, что чернявый приказчик тащит не пряный товар, а на двести тысяч новехоньких кредитных билетов – пока мчали с Немецкой, Грин упрятал сургучных орлов и навесные пломбы в обычную дерюжную мешковину.
Жюли, странная в дешевом драдедамовом платьишке, со сложенными в простецкий узел волосами, бросилась на шею, обдала жарким дыханием, забормотала:
– Слава Богу, живой… Так волновалась, так тряслась… Это деньги, да? Значит, все хорошо, да? А что наши? Целы? Где Козырь?
Грин имел время подготовиться, и потому снес быстрые, щекотные поцелуи не дрогнув. Оказывается, это было вполне возможно.
– Стережет, – ответил он спокойно. – Сейчас я два, он два, и всё.
Когда вернулись с остальными четырьмя мешками, Жюли точно так же кинулась целовать Козыря, и Грин окончательно уверился, что опасность миновала. Больше сбить его не удастся, воля выдержит и это испытание.
– Пересчитывать будете? – сказал он. – А то выбирайте два любых. Четыре отнесем в сани, и я уеду.
– Нет-нет! – воскликнула Жюли и, еще раз чмокнув своего любовника в губы, метнулась к подоконнику. – Я знала, что все будет хорошо. Смотрите – у меня за окном бутылка “клико”. Надо выпить по бокалу.
Козырь подошел к лежащим мешкам. С размаху ударил носком по одному, по другому, как бы проверяя, плотно ли набиты. Потом чуть повернулся и так же пружинисто, но с утроенной силой двинул Грина в пах.
От неожиданности и боли в первый миг стало темно, Грин согнулся пополам, и на затылок обрушился еще один удар. Перед самыми глазами вдруг оказались доски пола. Значит, упал.
Справляться с болью, даже такой острой, он умел. Нужно сделать три судорожных вдоха, три форсированных выдоха и отключить болевую зону из области физического восприятия. В свое время он долго упражнялся с огнем (жег себе ладонь, внутренний сгиб локтя, под коленкой) и вполне освоил это трудное искусство.
Но удары продолжали сыпаться градом – по ребрам, по плечам, по голове.
– Забью, тварь, – приговаривал Козырь. – В навоз размажу! Нашел себе баклана.
Бороться с болью было некогда. Грин повернулся навстречу очередному удару, принял его животом, но зато вцепился в бурку и уже не отпустил. Бурка вблизи Оказалась не такая уж белая: в пятнышках грязи и кровавых брызгах. Он рванул ее на себя, валя Козыря с ног.
Выпустил бурку, чтобы добраться пальцами до горла, но противник увертливо откатился в сторону.
Вскочили одновременно, лицом друг к другу.
Плохо, что револьвер остался в кармане казакина. Вон он, висит на вешалке. Далеко, да и что толку – все равно стрелять в комнате нельзя, вся гостиница сбежится.
Жюли застыла у стены. Остановившиеся от ужаса глаза, раскрытый рот. В одной руке судорожно зажата большая бутылка шампанского, пальцы другой непроизвольно отдирают золотую фольгу.
– Что, сучка, – зло улыбнулся налетчик, – променяла Козыря на фоску? Ты погляди на него, урода. Он же на мертвяка похож.
– Ты всё выдумал, Козырненький, – дрожащим голосом пролепетала Жюли. – Всё напридумывал. Ничего такого не было.
– Ври, “не было”. У Козыря на измену глаз соколиный – враз чую. Потому и по земле хожу, а не в каторге гнию.
“Специалист” пригнулся, выдернул из бурки узкое, тонкое лезвие.
– Сейчас я тебя, пустоглазый, резать буду. Не сразу, по лоскуточкам.
Грин вытер рукавом разбитую бровь, чтоб кровь не мешала видеть и выставил вперед голые руки. Нож был потрачен на Рахмета. Ничего, можно обойтись и без ножа.
Маленькими шажками Козырь приблизился, от правого хука легко увернулся и чиркнул Грина по запястью. На пол закапали красные капли, Жюли взвизгнула.
– Это тебе на закуску, – пообещал Козырь. Грин же попросил:
– Тише, Жюли. Кричать нельзя.
Он попробовал схватить противника за воротник, но опять лишь зачерпнул воздух, а острое жало, проколов поддевку, обожгло бок.
– Это заместо супца.