Макар встал, пошатываясь, прошёл за печь, отделявшей горницу от кухни. Там уже на полу лежала солома. Он встал на неё, разделся, в последний раз осмотрел свой низ. Взял кусок непонятного состава, понюхал. Затем попробовал на вкус, не понравилось. Облил себя водой и начал намыливаться. Раньше он мылся только золой. Закончив, он надел длинную рубаху для радений и прошёл в горницу.
– Молодец, а вот уже и Кормчий, – сказал Егор, выглянув в маленькое окошко.
Через несколько минут вошёл «Кормчий». По-хозяйски осмотрел горничную. Взглянул строго на всех четверых.
– Здравствуйте, братушки. Как у нас? Всё ли готово, милые? – уточнил он.
– Всё готово, батюшка. Всё готово, только вашего слова ждём, – поклонившись, ответил Фёдор, который при его появлении, вновь стал за старшего.
– Вот и хорошо милые. Ты готов, Макарушка, чистоту испытать? – уточнил «Кормчий» у «Новика», переходящего в разряд настоящих членов общины.
– Готов, – тихим голосом ответил Макар, сделав некоторую паузу.
– Тогда начнём. Повторяй, Макарушка, голубок белый, слова за мной. Скоро ты запрыгнешь на пегого коня и скверна тебя уже не догонит. Эти слова передали тебе сами учителя-искупители, Селиванов и Шилов. Во сне, мне грешному, сегодня, приснились они. Сам Кондратий Селиванов, все свои имена назвал. Это знак тебе знаменитый, угоден ты ему. Сказывали они: «Передай Макарушке, наши слова. Да пусть повторит их. Тогда озарит его чистота и истинная правда».
«Кормчий» торжественно стал посредине горницы, запрокинул голову в вверх и начал громко и истерично выкрикивать слова из своего сна, прихлопывая, в такт себе, правой рукой по бедру: «Я, Кондратий, Андрей, Омушка, Иванушка Селиванов, как говорили люди и братья по вере, не тот на самом деле. На самом деле я Пётр III, над царями царь! А Алексашка Шилов, мой помощник ближний, князь Дашков. Мы говорим тебе, верный наш избранный, Макарушка. Ждём мы не дождемся той поры-времечка, когда перебирать будем всех. Перебирать, отсеивать. Правильных в одну сторону, неправильных в другую. И полетят белые голуби тучами. Все купцы-корабельщики, все кормчие-миллионщики, все чистые корабельные, с печатями на телесах, на пегих и белых конях поскачут. Завладею всеми престолами и всеми державами. Всеми коронами, что на земле, грешной, созданными. Все цари и власти мне поклонятся. Зазвонят они в большой колокол к великому прославлению. Верь нам и будешь с нами, а если нет – погибнешь без имени и счастья! Един учитель! Я ваш искупитель!».
Макар Мишин, непослушным от напитка языком, выговаривал слова за «Кормчим». Под конец он совсем запутался. В голове совсем помутилось. Наконец-то он закончил. Перед его глазами вновь оказалась знакомая бутыль, предложенная Егором. Он взял её и отпил несколько глотков. Его зашатало, закружило. Егор и Фёдор, взяв под руки, посадили Макара на лавку. Он практически ничего уже не понимал и не слышал.
– Начинай, Егорушка, начинай, – тихо сказал «Кормчий» и отвернулся к окну.
Через несколько минут, по комнате потянуло запахом жжёного человеческого мяса. Затем послышались шаги «корабельных», относивших Макара на кровать. Они бережно его уложили, положив под голову подушку. Макар лежал молча, только грудь его вздымалась, и раздавались непонятные болезненные вскрики и бормотания. Вряд ли он произносил их в сознании, скорее всего, оно было затуманенным.
– Всё, батюшка. Всё закончено в лучшем виде, – сообщил Егор.
«Кормчий» повернулся к говорившему. Осмотрел избу. Фёдора, молчаливо стоящего возле Егора и мужика Ваську, убиравшего корыто с кровью и отрезанной плотью. Помолчал, вздохнул и жёстко сказал: «Хорошо, Егор, спасибо тебе. Как всегда, молодец. Ты после нас уходи. Нужен будешь, то найду. Ты, Фёдор, со мной поезжай. Дел у нас не впроворот. Васька оставайся здесь, уход за Макаром обеспечишь. Смотри, если всё будет нормально, тогда жду тебя через неделю с хорошими вестями. Если что пойдёт не так, то как договаривались. Понял меня?».
Васька простецки улыбнулся. Достал короткий нож из-за сапога и показал «Кормчему».
– Да, да! Правильно понял, – ответил «Кормчий» и подойдя к Егору и Ваське вручил им по рублю.
– За работу! Пошли, Фёдор, дела у нас.