Статский советник по делам обольщения

– С вами чертовски приятно иметь дело, – не удержался Пино, пряча деньги. Считать их он не стал – по своим прошлым махинациям с Галленом фотограф знал, что тот никогда не станет надувать сообщника, который не попытается обмануть его самого. Даже у мошенников есть свой кодекс чести; проблема лишь в том, что он распространяется лишь на крайне ограниченный круг людей.

– Могу сказать то же самое о вас, мой дорогой Пино, – отозвался Галлен спокойно. – Хотя я и не верю в дружбу, любовь и прочую чепуху, о которой пишут романисты, все же с удовольствием выпью за дружбу с вами. Идемте. Антуанетта, должно быть, уже накрыла на стол.

Они перешли в столовую, где служанка заканчивала расставлять бокалы. Пино поглядел на нее и вздохнул. Она была старая, кособокая и хромая, а бородавок на ее лице было больше, чем звезд на небе. Фотограф не мог взять в толк, почему Галлен, который благодаря темным делишкам, которые он обтяпывал, имел доход больше, чем какой-нибудь герцог, держал у себя это уродливое создание.

– Можете идти, Антуанетта, – распорядился хозяин дома. – Дальше мы справимся сами.

– Сегодня хорошая погода, – невпопад ответила служанка.

– Антуанетта! – Галлен повысил голос. – Ступайте!

«Пародия на женщину» – как про себя определил Пино старую служанку – низко поклонилась, тряся головой, и заковыляла к дверям.

– Должен вам признаться, – не удержался фотограф, – я не совсем понимаю… – Он оборвал себя и поморщился. – Впрочем, это, конечно, ваше дело…

Галлен, мельком взглянув на него, переключился на стоящую на столе бутылку, с которой бережно стряхнул остатки пыли.

– Шампанское наполеоновского времени, – негромко пояснил он. – Не Наполеона Третьего, заметьте, а Первого…

– Бог мой! – Пино подпрыгнул на стуле. – Но ведь оно стоит огромных денег!

– Разумеется, мой дорогой друг, – усмехнулся хозяин дома. – Стал бы я поить вас каким-нибудь дрянным винишком…

Негромко хлопнула пробка. Забыв обо всех служанках на свете, Пино жадно следил за тем, как шампанское, почти не пенясь, лилось в высокий, стройный, как балерина, бокал.

– Ну что, дорогой мсье Пино, за нас…

– За нас!

Звон бокалов, легкая пауза, заполненная разве что одобрительным причмокиванием.

– Восхитительно!

– Совершенно ни на что не похоже!

Глаза у мошенников заблестели. В эти мгновения «жердь» и «колобок», с такой легкостью разрушавшие чужие судьбы, казались почти похожими на обычных людей.

– Так вот, по поводу Антуанетты, – начал хозяин дома, глядя сквозь бокал на окружавшую их мебель палисандрового дерева. – Я уже давно заметил, что она вам не нравится.

После глотка такого шампанского Пино был готов простить своему сообщнику не только Антуанетту, но и весь сонм смертных грехов, а также бессмертных. Однако фотограф пересилил себя и попытался придать лицу заинтересованное выражение.

– Дорогой Галлен, не думаю, что я имею право… И вообще, мне трудно представить себе мужчину, которому бы могла понравиться… гм… подобная особа.

– Она служит у меня двенадцать лет, – продолжал Галлен, не обращая никакого внимания на неуклюжую попытку собеседника оправдаться. – Конечно, когда я увидел ее впервые, я подумал примерно то же самое, что думает любой мой посетитель, который приходит в этот дом. Но у нее оказались превосходные рекомендации, и я решил ее испытать. Может быть, мне просто стало любопытно, как долго я смогу выдерживать рядом с собой столь непривлекательное существо. В конечном счете, – Галлен шевельнулся и потянулся за бутылкой, чтобы снова разлить шампанское по бокалам, – Антуанетта оказалась самой лучшей служанкой на свете. Это идеальная прислуга, о которой все только мечтают, но никак ее не найдут. Говорящий цепной пес, – без малейшего намека на улыбку пояснил он.

– Э… – в некотором замешательстве протянул фотограф.

«Уж не спал ли он с ней?» – мелькнуло у Пино в голове.

– Вы и сами знаете, с какими трудностями нам приходится сталкиваться в нашей профессии, – спокойно продолжал Галлен. – Не раз Антуанетту пытались подкупить, не раз уговаривали ее навредить мне, но она никогда меня не предавала. Видите ли, из-за своей внешности она не слышала от людей ни одного хорошего слова. Я был единственным, кто отнесся к ней по-человечески, и она привязалась ко мне, как собака. В прошлом году, когда префект приказал устроить у меня обыск под совершенно надуманным предлогом, Антуанетта ухитрилась не пустить сыщиков в дом, пока я не сжег все бумаги… Сейчас, конечно, она постарела и стала плохо слышать, но, уверяю вас, я все равно не променяю ее на дюжину самых хорошеньких горничных Франции.

«Господи, да он поэт! – в смятении помыслил Пино. От бесподобного шампанского фотографа охватило ощущение, что ему море по колено, он едва удержался, чтобы не похлопать собеседника по плечу, к чему Галлен наверняка отнесся бы крайне неодобрительно. – Кто бы мог подумать!»

– В нашем деле, – промямлил Пино, чувствуя, что от него требуется поддержать беседу, – преданность важнее всего!