Минут через пять из здания поштучно и парами стали выходить мои компаньонки по заплыву, но мамули все не было и не было. Я ждала минут сорок и за это время успела додуматься до светлой, как мне показалось, мысли. Она сводилась к тому, что неплохо было бы списать номерок Солнышка с постороннего мобильника и попробовать позвонить этому карликовому светилу чужой вселенной с собственного аппарата. К несчастью, он разрядился. Поскольку аналогичная беда могла случиться и с чужим телефоном, я на такой случай старательно переписала одиннадцатизначный «солнечный» номерок на первую попавшуюся под руку бумажку, решив, что позвоню Солнышку при первой же возможности – из офиса родного агентства «МБС», например.
Как раз в этот момент появилась долгожданная мамуля. Она вышла из здания под ручку с папулей. Он заботливо поддерживал ее и ласково рокотал что-то утешительное, увлекая супругу к нашему семейному «Форду». Капитана Кулебякина в арьергарде не было.
– А где Дениска? – спросила я, пристраиваясь к родителям замыкающей.
– На задании, – коротко ответил папуля, бережно усадив деморализованную супругу в машину.
Он еще не вышел из образа и был настроен на жесткое общение в стиле милитари.
– А какое у него задание? – не отставала я.
– Особо важное, – сказал папуля, ничего этим не прояснив.
– Родину спасти? – съязвила я.
– Скорее, родню. Денис должен найти следы настоящего убийцы и вывезти из-под подозрения твою мать! – расстроенно ответила мамуля, выделив голосом последние два слова так, что это прозвучало как ругательство.
– А как ты попала под подозрение? И что вообще случилось? Кого убили? – зачастила я, забравшись в салон.
Проявить любопытство к данной теме казалось мне вполне естественным, но у папули было иное мнение.
– Индия, уймись! – требовательно глянув на меня в зеркальце заднего вида, приказал он не с полковничьей даже, а прямо-таки с генеральской строгостью.
Мамуля промолчала, и я поняла, что ничего они мне не расскажут. По крайней мере, сейчас. Конечно, рано или поздно я все равно вытрясу из мамули все душераздирающие подробности жуткого ЧП. Вернее, она сама все расскажет, и не только мне. Чтобы наша мастерица плести кошмары из сущей ерунды не пустила в дело высококачественное дармовое сырье?! Да реальный шанс ознакомиться с трагической историей имели все ее читатели!
– Ну и ладно, ну и молчите, вам же хуже будет, останетесь без сеанса психоанализа и отпущения грехов! – пригрозила я, слегка преувеличив свою роль в борьбе за душевное спокойствие предков. – И вообще, я с вами дальше не поеду! Останови у больницы, папочка, я выйду!
– Зачем тебе в больницу, Дюшенька? – папа забеспокоился и мгновенно помягчал. – Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?
– Нет, я плохо себя веду! – устыдилась я при виде родительского волнения. – Со мной все в порядке, просто мне нужно Бронича в больнице навестить. У нас сегодня сделка века сорвалась, так шефа чуть удар не хватил, «Скорая» увезла его прямо с работы.
– Да что ты?! – добрячка мамуля тут же забыла о собственных бедах. – Бедненький Михаил Брониславич! Боря, дай Дюше денег, она купит цветы, фрукты и сок.
Папуля с готовностью раскрыл кошелек, и из машины я вылезла, помахивая пятисоткой. Правда, на покупке букета я сэкономила. Решила, что успею засыпать шефа цветами при худшем развитии событий, а при жизни он вполне обойдется соком и фруктами.
Пакет с бананами и хурмой у меня забрала Люся. Она сидела на подоконнике в тамбуре перед невропатологическим отделением и от нечего делать бессмысленно возила пилочкой по нарощенным ногтям, которые не поддались бы и алмазному стеклорезу.
– Ангелина Павловна уже тут, беседует с врачом, – объяснила она свое присутствие в богоугодном заведении. – Нас с тобой к шефу наверняка не пустят, его нельзя беспокоить, так что езжай-ка ты, Инка, в офис. Сделка века сорвалась, но, может, какая-нибудь другая работа подвалит? Бронича это очень подбодрило бы.
Я послушно поехала на работу, для чего опять пришлось воспользоваться услугами общественного транспорта.
В обеденный час народу в троллейбусе было не меньше, чем свежемороженной сайры в хорошо спрессованном кубометровом брикете. Оценив опасность, грозящую моим мехам, я еще на остановке сняла шубку, вывернула ее подкладкой наружу и втиснулась в троллейбус, обнимая бережно свернутых бобров, как спеленутого младенца. Думала я только о том, как сделать путешествие шубки в общественном транспорте наименее травматичным для нее, любимой, и поэтому не заметила, кто и когда запустил свою вороватую лапу в мою сумку. И только на остановке, уже выбравшись из переполненного троллейбуса, я обнаружила, что накладной карман на моей новой торбе взрезан и выпотрошен, как та сайра, чтоб ей провалиться ниже всех водоносных горизонтов!