Продавцы на рынке, расхваливая свой товар, традиционно кричат: «Бэс косточки!» — но я человек честный, а перед деревянным взором богини лучше и вовсе не врать.
— Есть немного.
— Это хорошо. Мы попробуем вырастить твои плоды. Может быть, они станут и нашими тоже.
Вот так. Правильно меня учила мама: всегда лучше говорить правду. Когда понадобится соврать, честному человеку скорей поверят.
Приосмелел я, бросил взгляд по сторонам и охнул: все стены в святилище выложены лашем! Не десять, не сто — тысячи дощечек! Настоящего лаша я в жизни не видел, но почему-то сразу узнал. Да и с чего бы жрецам в главном святилище подделку выставлять? Под таким прицелом не о грешном надо думать, а о том, как свою грешную душу спасти.
Между тем никто меня не убивает, и даже особого влияния лаша не чувствуется. Хотя если вдуматься, так и должно быть. Молитвенного экстаза я вовек не испытывал, жадности к деньгам, а значит, и к лашу во мне не так много. За жизнь страшновато, но не настолько, чтобы сломя голову бежать. Спрашивается: что лашу усиливать? Он меня и не замечает, так же как и пресловутый Грозный Страж. Кстати, где он сам? Не иначе, сбоку за занавесочкой прячется. Пододвинулся я, словно невзначай, и увидал его, родимого. Сидит, ноги калачиком свернул, морда тупая, ничего не выражает. Медитирует, бедняжка, перед лицом хозяйки. И не лысый, а вовсе даже наоборот. Среди всех вольных торговцев такая огненная шевелюра у одного Патрика Брайена. Так вот, значит, кто был моим предшественником! Ну, погоди, старина Сэмингс, придёт время — за всё заплатишь, тут уж не тебе меня учить.
Великая богиня и эти мысли за грех не посчитала. Я ее даже зауважал — правильная баба, даром, что деревянная. Если под старость впаду в маразм и вздумаю уверовать в какого-нибудь бога, непременно выберу великую богиню Интока.
— Патрик, — позвал я. — Патрик, очнись!
Никакой реакции. Сидит, наблюдает вечность. Зато жрец забеспокоился, коснулся моего плеча:
— Не тревожь Грозного Стража! Он пребывает в покоях великой богини и беседует с ней. Человеческие речи ему неинтересны.
Это я и сам вижу, что приятелю моему сейчас ничто не интересно, кроме, возможно, лаша, устилающего стены. И каковы должны быть грешные мысли, пробуждающие Стража, теперь понятно. Думай о чем хочешь, но не пытайся посягнуть ни на лаш, ни на богиню. Понятно также, почему никакая психотроника на Стража не действует. Он и так в глубокой прострации — куда уж дальше?
Мне осталось печально вздохнуть и последовать за жрецом, напомнившим об окончании аудиенции. Мандарины, кстати, жрец уже прибрал. И правильно, деревянная богиня цитрусы есть не станет, так что нечего товар зря гноить.
Зашли в комнату для гостей, принялись беседовать. Я со всем рвением неофита начал выспрашивать о великой богине всё, что только можно. Ну там, чудеса, то да се, как она народ свой бережёт и лелеет; это всё не трудно, когда у тебя целая стена лашем выложена.
— А Грозный Страж зачем нужен?
— Охранять образ богини и наказывать нечестивцев за грешные мысли.
— Это я понимаю, а как вы его выбираете?
— Мы, — отвечает жрец, — его не выбираем. Его выбирает сама богиня. Иногда приходит новый человек и начинает биться со Стражем. Если он победит, то становится новым Стражем. Страж, которого ты видел, пришёл меньше месяца назад, ночью, и с лёгкостью сокрушил прежнего Стража. Это очень могучий служитель великой богини.
«Да уж, на кулачках драться рыжему Патрику равных не было...» — это я подумал, а вслух спросил:
— И часто появляются новые соискатели этого почётного места?
— Последние годы — редко, а было время, твои соотечественники являлись сюда толпами и насмерть бились за право служить великой богине. Тогда погибло много ваших людей и даже несколько мирных жителей, которые вовсе не собирались биться за право стать Грозным Стражем. Мы не успевали хоронить погибших пришельцев и храним о тех временах скорбные воспоминания.
«Ага! — понял я. — Значит, так аборигены понимают войну за лаш! Послушали бы эти рассказы стратеги из космического десанта, может, кому-нибудь из них стыдно стало бы...»
— После этого мы просили ваших людей не приходить сюда с оружием. Они с тех пор выполняют нашу просьбу, а мы, убедившись, что они хотя бы иногда умеют держать слово, стали дарить им лаш. Конечно, он нужен нам самим, но лаш — это такая вещь, что надо не только пользоваться им, но и уметь с ним расставаться.
— А что они дают вам взамен? — задал я наивный вопрос.
— Ничего. Разве в обмен на подарок следует что-то давать?
Пока я переваривал услышанное, мой собеседник вернулся к теме, которая волновала его значительно сильнее:
— У вас очень странное оружие. Оно не только убивает, но и зачастую сжигает тело. Если человек пойдёт на охоту с таким оружием, он не принесёт никакой добычи, просто потому, что вся она сгорит. Наши мудрецы много думают над этим вопросом, но пока разумного объяснения не нашли.