Статус человека

— Збигнев, проверьте, пожалуйста, герметичность переходной камеры, — распорядился Природин. — А вы, Стенли, помогите мне подготовить контейнеры для выгрузки.

Збигнев только кивнул головой, а Стенли что-то недовольно проворчал. То ли просто для острастки, то ли в адрес Збигнева, но яснее так и не высказался.

Минут через пятнадцать Збигнев доложил, что утечки воздуха из переходной камеры не наблюдается, и Природин разрешил отдраить люк. Стенли сразу оставил контейнеры, молча отпихнул Збигнева в сторону и взялся за штурвал люка. Он долго возился — штурвал почему-то плохо поддавался, — пыхтел, скрипел зубами, но наконец открыл. Открыл с трудом, будто в переходной камере кто-то сидел и упорно мешал ему, но он таки пересилил; и тотчас из корабля с противным свистом вырвалась порция воздуха.

Природин поежился — давление в корабле ощутимо упало.

— Снова упало… — сдавленно просипел Стенли. Он ткнул согнутым пальцем в манометр, и Природин увидел, что у него сильно дрожат руки. — С каждым разом, как я сюда прилетаю, давление у них там все меньше и меньше… — Стенли сглотнул и во всю ширь распахнул люк. За переходной камерой стал виден открытый люк в тамбур станции. — П-п-п… пойдем? — заикаясь, спросил он.

В тамбуре станции было холодно, термометр на стене показывал плюс девять по Цельсию, разреженный воздух казался пресным и застоявшимся, будто на станции никто не жил. У бортов громоздились штабеля контейнеров с продовольствием и воздухом: у левого борта пустые, у правого — полные. Природин пробежал по ним глазами, посчитал и удивился. Только кислорода здесь было минимум на два года. Экономили они, что ли? Не дышали?

Стенли отстранил Природина и зашагал вперед, балансируя на магнитных подошвах по стальной полосе. Там, где тамбур переходил в кольцевой коридор, к полу клейкой лентой был прикреплен большой пакет. Стенли остановился и уставился в него тяжелым взглядом. Лицо у него в этот момент стало старым и осунувшимся, уголки губ непроизвольно подергивались. Он долго стоял и смотрел, затем нагнулся, оторвал пакет от пола и прямо так, с липкой лентой, засунул за ворот комбинезона.

— Это как рейс молочного фургона, — угрюмо сказал он. — Бутылки с молоком — под дверь, пустые — в фургон. А хозяева… — Стенли замолчал и закусил губу. — Хозяева считают дурным тоном встречаться с молочником…

Он поднял больные, слезящиеся глаза и увидел, как Збигнев, сморщив нос, с апломбом осматривает тамбур. Американца перекосило, как от пощечины, уголки губ снова начали подергиваться.

— Пану не нравится? — играя желваками, спросил он. Збигнев повернулся и посмотрел прямо в глаза Стенли. Кровь шляхтичей наконец взыграла в нем.

— Что вы хотите этим сказать? — официально спросил он побелевшими губами.

— Послушайте, — снова вмешался Природин и положил руку на плечо Збигнева. — Мы прилетели сюда вовсе не для того, чтобы сводить личные счеты. Оставьте это до возвращения на Землю. А сейчас давайте работать.

Стенли по-прежнему продолжал играть желваками и испепелять взглядом Збигнева. Тогда поляк первым отвел взгляд, отвернулся и полез обратно через переходную камеру на корабль.

— Пшечек… — прошипел ему вслед Стенли. Природин зябко повел плечами. «Только психологической несовместимости нам как раз и не хватало», — подумал он.

Двое суток они выгружали контейнеры с корабля и закрепляли их в тамбуре станции. С последним блоком контейнеров пришлось повозиться, так как кронштейны в верхнем ряду были варварски скручены у самого основания. Некоторые совсем, а некоторые так и торчали единорожьими декоративными рогами. Скрепя сердце Природин пожертвовал бухтой телефонного шнура от резервного скафандра, которым и прикрутили контейнеры к уцелевшим остаткам кронштейнов, чтобы они не дрейфовали по тамбуру.

— Все, — вытирая руки о комбинезон, сказал Природин и посмотрел на Стенли. — Им надо сообщать, что мы закончили разгрузку?

Стенли посмотрел на него пустым взглядом.

— Наша миссия заключается в том, — хрипло проговорил он, постоянно оглядываясь на замкнутую дверь из тамбура в кольцевой коридор, — чтобы прилететь, разгрузиться и сразу же улететь. Вступать же с нами в разговоры они вовсе не намерены…

— Да и зачем? — неожиданно сказал Збигнев. Природин недоуменно вскинул брови.

— Зачем, я вас спрашиваю, им с нами говорить? И о чем? — Збигнев пожал плечами. — Только не говорите мне сакраментального: мы же все люди. Они не люди! Они были людьми, но они уже не люди.

Природин успел вовремя среагировать и перехватил кулак Стенли.

— Сопляк! — процедил тот, с ненавистью глядя на Збигнева. — Как ты смеешь!.. Мы этим людям памятник должны поставить. И не дай бог тебе оказаться на их месте!

— Поберегите нервы, Стенли, — холодно осадил его Збигнев. — Я уважаю ваши родственные чувства, но обитатели станции слишком долго пробыли в космосе, и путь на Землю им заказан. Там их ждет смерть. Они умерли для нас, а мы для них.