Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга

Почему люди очень быстро бегают? Как Мо Фара[21], например? В чем фишка? И почему одни люди вкладывают большие суммы денег, тратят время и готовы терпеть неудобства, чтобы посмотреть, как быстро бегут другие? Похоже, всех, кто наблюдает и кричит со своих неудобных пластиковых сидений на ужасных бетонных аренах, действительно очень волнует, на сколько миллисекунд один спортсмен пробежит быстрее другого. Почему? И в чем, если уж на то пошло, притягательность футбола? В чем смысл игры в шахматы? И что такого в компьютерных играх? Все эти часы, потраченные в спальнях за кликаньем мышки. Каким образом это делает человека лучше? Как это помогает двигаться дальше в героическом путешествии по жизни? Вспомните Эллиота Роджера – почему он стал одержим World of Warcraft? Потому что любил вещи, связанные с убийствами? Потому что был монстром?

World of Warcraft – машина по созданию статуса. Эта игра стала для Роджера альтернативной реальностью, в которой мог играть его аватар. В ней он строил свою жизнь. Он играл в игры доминирования и успеха. Он преуспевал. Именно так работает все, во что люди играют для развлечения, – с помощью нейросетей, появившихся для битв за статус, которые и являются изначальной и величайшей из всех игр. Легкоатлеты, боксеры, пловцы, баскетболисты, шахматисты, футболисты, участники телевизионных спортивных трансляций сражаются за статус в воображаемых мирах правил и символов. В одиночные игры вроде разгадывания кроссвордов мы играем перед воображаемой аудиторией, которая живет в наших головах, а наше сознание огорчается и радуется, когда мы проигрываем или выигрываем.

В правила развлекательных игр встроены разные хитрые уловки, которые делают их еще более волнующими. Обычно такие игры либо ограничены во времени, либо имеют конкретную цель, которую необходимо достичь (пересечь финишную прямую, дойти до финальной клетки) либо миссией, либо сражением. Еще в таких играх существует формальный рейтинг. Положение каждого игрока или команды точно оценивается и публично объявляется. Повседневные игры обычно устроены не так. Как правило, они открыты – длятся столько, сколько продолжаются наши взаимоотношения с другими игроками. А наше положение, которое меняется от минуты к минуте день за днем, не фиксируется с помощью четко установленного ранга и не объявляется публично. Вместо этого оно чувствуется. Система распознавания статуса считывает его из подсказок в мире символов, куда мы погружены. А значит, человек может, сидя на рабочем совещании как член команды с относительно низким рейтингом, высказать фантастически полезную мысль, может получить символические награды в виде внимания, похвалы и влияния, а затем уйти, чувствуя себя на вершине мира. Возможно, он и не чемпион, но он чувствует себя чемпионом. Да, у нас есть должность, есть зарплата, но их нельзя считать четкими и бесспорными оценками, похожими на строчку в списке на табло спортивной арены. Если бы деловые совещания были такими же – с пронумерованными местами за эффективность работы на совещании, которые объявлялись бы в конце, при ярком свете, чтобы каждый мог это наблюдать, – можете представить, что бы тогда творилось.

Спонтанно возникающие статусные игры работают безо всяких уловок. Символические поощрения от других игроков могут мотивировать нас, побуждать стремиться к большему, а рост ранга сигнализирует о признании нашей ценности, а не о том, что мы победили множество врагов. Поступающие от группы положительные эмоции очень важны: во время групповых схваток в условиях, когда вклад каждого неявен, люди сражаются вполсилы по сравнению с тем, когда работают в одиночку, но стараются гораздо сильнее, если их подбадривает толпа. То же верно для бегунов и велосипедистов, которые добиваются бóльших успехов, если за них болеет публика.

К тому же здоровые статусные игры не слишком масштабны. В каменном веке племенные подгруппы состояли, вероятно, из 25–30 человек, многие из которых были дальними родственниками. И, как нам известно, даже внутри этих подгрупп было деление: мужчины часто соревновались за статус с мужчинами, а женщины – с женщинами. А внутри гендерных групп существовало деление по возрасту и специализациям: следопыты, целители, сказители, искатели меда. Поэтому каждый из живущих в нашем мире не чувствует себя так, будто должен сразиться за статус со всем миром. Если бы завтра утром все семь миллиардов обитателей Земли решили лично соревноваться с Мишель Обамой или королем Таиланда, случился бы глобальный нервный срыв. Исследователи обнаружили, что ощущение счастья не так уж тесно связано с нашим социоэкономическим статусом, который отражает наш ранг, в том числе принадлежность к тому или иному классу, в сравнении со всеми членами общества. На деле имеют значение наши мелкие игры: «исследования показали, что субъективное ощущение благополучия предопределяет не социоэкономический статус, а уважение и восхищение внутри конкретной группы».