Ставка на бандитов

Тем временем окончательно пришел в себя второй патрульный. Сгоряча он хотел наброситься на задержанного — что для оскорбленного в лучших чувствах мента совершенно естественно, однако старший напарник остановил его: избить человека в присутствии многочисленных свидетелей было бы не только неразумно, но и непрофессионально.

Поняв, что конфликт приближается к развязке, толпа стала заметно редеть: никто из недавних наблюдателей не хотел подвизаться в качестве свидетеля задержания.

Когда же сержант предложил добровольцам проследовать в отделение для дачи показаний, вокруг вообще никого не осталось, не считая задержанного и двух недавно подошедших парней.

Не доходя какой-то сотни метров до милицейской дежурки, тот, которого Фомин назвал Буром, обратился к сержанту едва слышным шепотом:

— Слышь, командир, кому нужен этот цирк, давай замнем, внакладе не останешься.

Сержант, бросив косой взгляд в спину впереди идущего приятеля, задумался на какой-то миг и отрицательно качнул головой.

Однако Бур продолжал настаивать на своем:

— Отвалим вам ментовское полугодовое жалованье! — И, видя, что тот колеблется, назвал сумму: — Два лимона на двоих, лады?

— С ним договаривайся, — также шепотом ответил сержант, указав на напарника. Чувствовалось, что размер вознаграждения оказал свое магическое действие.

Ускорив шаг, бритоголовый догнал второго мента и, придержав его за рукав, сказал:

— Начальник, давай добазаримся…

— Убери руки, — резко ответил тот, — никаких базаров не будет. А то я вас в одну камеру упрячу.

Очевидно, с этим стражем порядка договориться не удастся. Слишком его разозлило недавнее унижение. Предложи они сейчас ему хоть сто миллионов, он и тогда не согласился бы отпустить задержанного Фомина.

Тот, в свою очередь, услышал обрывок фразы и, догадавшись, в чем суть разговора, строго бросил парню:

— Бур, кочумарь, это пес, и мозгов у него как у канарейки на хер намазано. С ним базарить — фонарь голимый.

Бур послушно умолк, слегка поотстав от мента.

Тем более что они уже входили в помещение линейного отделения милиции. Навстречу им поднялся невысокого роста усатый старший лейтенант с объемным брюшком и нарукавной повязкой «Дежурный».

— Ну что у тебя, Коваленко?

Старший патруля не успел ответить на вопрос, как в диалог вмешался его напарник:

— Этот уркаган, — он кивнул головой в сторону Фомина, — напал на сотрудника милиции.

По-видимому, репутация постового мента была хорошо известна начальству, так как дежурный прервал его:

— Я не с тобой разговариваю, Макарский. — Затем, повернувшись к сержанту Коваленко, спросил: — Что, действительно напал?

— Так точно, товарищ старший лейтенант, — ответил более лояльный к пахану милиционер и, протягивая дежурному документы Фомина, добавил: — Вот справка об освобождении и маршрутный лист.

Усатый толстяк в милицейской форме небрежным жестом взял протянутые бумаги и положил их на стол. Затем, указав на задержанного, распорядился:

— В камеру его. Коваленко, к концу дежурства напишешь мне рапорт по всей форме. — Тут его взгляд остановился на двух стоящих в стороне крепких парнях. — А это кто? Свидетели?..

— Да какие свидетели, — встрял в разговор Макарский, — дружки задержанного. Взятку мне предлагали. Такие же уголовники.

Последняя фраза заставила лейтенанта внимательнее присмотреться к бритоголовым.

Их модная дорогая одежда, толстые золотые цепи на груди с распахнутыми воротами рубах, массивные перстни и характерные прически выдавали в молодых людях так называемых «новых русских». Он бы не удивился, если бы в кармане у одного из них зазвонил мобильный телефон — в Москве это теперь новинка и, как говорят коллеги-милиционеры, стоит страшных денег.

Единственное, в чем старлей не сомневался, так это в том, что взятку за своего товарища они выложили бы серьезную. Он даже представил себе десять пятидесятитысячных купюр, готовых перекочевать из их дорогих портмоне в его видавший виды бумажник.

Представил и, разумеется, улыбнулся столь приятным мыслям.

А может, задержанный им вовсе не товарищ — слишком велик контраст между с иголочки одетыми денди и этим провинциалом с классически уголовным прошлым в нелепых ярко-рыжих ботинках и допотопной серой кепке вроде тех, в которых ходили в шестидесятые герои Василия Макаровича Шукшина.

Однако многолетний опыт работы в органах, выработавший волчье чутье на возможную поживу, заставил лейтенанта принять решение.

— Значит, так, ты, Коваленко, с напарником отправляйтесь на дежурство, людей и так не хватает, а я с этим делом сам разберусь.

На лице Макарского отразилось явное недоумение: в милиции он работал недавно, поэтому профессиональный ход мысли старшего товарища остался для него загадкой; он понял из сказанного лишь то, что сейчас расправиться с обидчиком, к несчастью, не удастся. Поэтому, поигрывая желваками, он решил хотя бы отконвоировать задержанного в камеру.

Но более опытный Коваленко быстро сообразил, что к их возвращению уркагана скорей всего в отделении не окажется. Тяжело вздохнув, он направился к выходу, бросив в спину удаляющемуся напарнику: