Ставка на мертвого жокея (сборник рассказов)

-- Уолтер! -- радостно воскликнула Кристина.-- Когда ты приехал?

-- Только что, буквально в эту минуту.-- Беддоуз солгал, чтобы сделать ей приятное.-- По-моему, ты на высоких каблуках.

-- Что-что?

-- Я говорю, у тебя туфли на высоких каблуках.

-- Ну-ка погоди... минуточку, сейчас посмотрю...-- И после паузы удивленно промолвила: -- Ты что, стал ясновидцем в Каире?

Беддоуз фыркнул, объяснил весело:

-- Полувосточный обман, больше ничего! Захватил с собой изрядный запас обманов. Хочу пригласить тебя на ланч. Куда пойдем?

-- Уолтер,-- смущенно пробормотала она,-- ты просто приводишь меня в отчаяние.

-- У тебя свидание?

-- Да. Когда ты научишься предупреждать о своем приезде телеграммой, скажи на милость?

-- О'кей! -- небрежно бросил Беддоуз.-- Ладно, как-нибудь в другой раз.

У него бзик -- никогда не выдавать своего разочарования. Чувствовал: стоит попросить Кристину отменить свидание -- она, конечно, послушается; но у него еще один бзик -- он никогда и ничего не просил.

-- Может, выпьем днем, Уолтер?

-- Можно с этого начать! -- обрадовался он.-- Так, значит, в пять?

-- Скажем, в пять тридцать.

-- Где тебя искать? -- Его раздражала в эту минуту получасовая отсрочка.

-- У площади Этуаль.

-- У Александра?1

-- Отлично! Надеюсь, ты хоть раз в жизни явишься вовремя.

-- Можно бы повежливее, Кристина,-- шутливо упрекнул Беддоуз.-- Человек едва успел приехать, первый день в городе.

-- До скорого! -- легко произнесла Кристина по-французски.

-- Что вы сказали, мэм?

-- В этом году принято говорить только по-французски -- это касается даже детей! -- засмеялась Кристина.-- Как хорошо, что ты вернулся, что ты снова в городе!

Щелчок -- она повесила трубку. Беддоуз медленно тоже опустил ее на рычаг, подошел к окну, снова уставился на реку: впервые за долгое их знакомство Кристина не откликнулась немедленно на его приглашение и не пришла к нему, когда он вернулся в Париж. Вода в реке кажется такой холодной, деревья стояли голые, а небо такое мрачное, словно не расстается с этой противной серостью уже несколько месяцев. Но, несмотря на это, город обещает ему самые радужные перспективы. Даже в такую бессолнечную, бесснежную зимнюю погоду Париж никого не лишает надежд.

Беддоуз пригласил на ланч одного журналиста из "Ассошиэйтед пресс" -тот только что вернулся из Америки. Сказал, там все идет вверх дном и, даже если питаешься в закусочных, за ланч приходится выкладывать не меньше полутора долларов,-- Беддоузу чертовски повезло, что он не там, а здесь, в Париже.

Беддоуз немного опоздал в кафе, как всегда, но Кристины все равно еще нет. Сел на застекленной террасе, рядом с большим окном,-- как настырно пробирается дневной зимний холод через одежду... На террасе полно посетителей: женщины пьют чай, мужчины углубились в вечерние газеты. На улице, под деревьями, ветераны Первой мировой войны готовятся к небольшому параду, там царит суматоха. Все эти пожилые люди, промерзшие до костей в своих легких пальтишках, с флагами в руках и наградами на груди, намерены прошагать за военным оркестром до Триумфальной арки1 и возложить венок на могилу Неизвестного солдата -- почтить таким образом память своих павших в битвах товарищей, о которых уже никто больше не вспоминает. Эти французы, раздраженно думал Беддоуз -- Кристина запаздывает, не выполнила данного ему обещания,-- всегда находят возможность блокировать уличное движение; у них бесконечный запас мертвецов, чью память непременно нужно почтить.

Заказал только пиво, так как немало выпил за ланчем, да и съел слишком много -- накатила волна обжорства после отвратительной египетской пищи. В желудке творится что-то неладное, и навалилась вдруг страшная усталость: ведь сколько миль покрыл за последние двадцать четыре часа.

После тридцати пяти, размышлял он, объятый вечерней меланхолией, независимо от того, с какой скоростью летит самолет, спокойна ли стихия за бортом, мягкое ли кресло, кости все равно ноют -- неумолимо сказывается перелет, громадное расстояние в милях. Тридцать пять исполнилось три месяца назад, и теперь он с беспокойством постоянно думает о возрасте, вглядывается в свое лицо, стоя перед зеркалом, когда бреется, и все больше морщинок под глазами, седых волосков в бороде...

Слышал, что стареющие бейсболисты и футболисты бреются по три раза в день, чтобы ни менеджеры, ни спортивные обозреватели не заметили предательских седых крапинок в щетине. Может, прибегать к такому трюку и дипломатам? От семидесяти отнять тридцать пять -- тоже тридцать пять. Это зловещее уравнение все чаще возникает в голове после юбилея, когда перешагнул серединную черту,-- особенно эти мысли одолевают к вечеру.

Через равнодушное стекло он вглядывался невольно в шаркающих ногами ветеранов: ну и убогий у них вид, а еще пытаются образовать стройные ряды во главе со своими знаменосцами. Пар от дыхания смешивался с дымом сигарет -получаются маленькие облачка над головами... Стали маршировать и убрались отсюда... "Ветеран" -- это слово вдруг неприятно резануло ему слух.