Ставка на проигрыш

– Бытовой химией торгую, – хамски храбро ответила я и под эти слова развернулась к курьеру всем телом. Оседлала стул на жокейский манер, руки между расставленных бедер, и начала в упор рассматривать круглое безбровое лицо, мясистый нос картошкой, бесформенные губы…

– И как успехи? – не отводя взгляда и пряча предупредительно-острую сталь в усмешке, полюбопытствовал Тарас.

– Жду предложений.

– И дорого просите?

Игра в невинные завуалированные вопросы стремительно набирала обороты.

– Ох, много, Тарас Нестерович, ох, много.

– И не боитесь на бобах остаться?

– Нет. Товар уж больно хорош.

– Ну-ну. Смотрите не зарвитесь, Софья.

Я подняла брови, взяла со стойки бокал с шампанским и, делая глоток, посмотрела на «клетчатого». Задавать глупые вопросы вроде – это угроза? – я не стала. Не тот противник, за рупь за двадцать не возьмешь.

– Ну что ж. Желаю спокойных снов, – все с той же усмешкой произнес Тарас, грузно сполз со стула и, ловко попадая ногами в такт качке, покинул бар.

«Мамочки родные!! – красными буквами вспыхнуло в мозгу. – И это все?! А где же «Я готов к обмену»? Где хитрые уловки? Где игра интеллектов?!» Я остолбенело смотрела на колышущиеся перья пальм, потом развернулась к стойке и, чувствуя сильную жажду, выхлебала весь бокал до донышка.

Черт. Ничего не понимаю! Почему он обрубил контакт?! Почему не двинулся дальше?! Контейнер ему уже не нужен?!

Или я что-то сделала неправильно? Напугала, оттолкнула…

Ну нет же!! Я все делала правильно! Чем я могла его оттолкнуть?!

Сижу тихо, пью шампанское, бытовой химией торгую. Он, что характерно, тоже на свободе пиво хлещет…

Никто его не трогает, не обыскивает, не допрашивает… Из моего телефона он уже знает, что я ни с кем не состою на связи, не докладываю…

Он должен быть спокоен!

Я – одиночка!

Тогда почему он ушел? Почему не стал договариваться?

Нет, этих игр мне не дано понять. Человека не трогают, дают ему спокойно поплавать, а он колеблется.

…Китайцы за моей спиной шумно двинулись к выходу, я быстро сунула бармену пластиковую карточку гостя для оплаты, получила ее обратно и, пристроившись в кильватере раскосых бизнесменов, закачалась в сторону лестницы на нижнюю палубу.

Бизнесмены, на мое пугливое счастье, сразу по своим каютам не разбрелись, а остановились поголосить в коридоре. Так что я, обогнув их компанию, добралась до двери с табличкой 12б без всяких приключений и «нечаянных» встреч.

Туполев был жив. Здоров. И продолжал работать за компьютером.

Я послонялась по моей каюте – вроде бы надо Огурцову позвонить, но в голове такой сумбур, что требуется цензура, – потом включила компьютер, принтер и быстро распечатала два снимка Тараса Нестеровича из последних запасов Инессы Львовны.

Распечатала, выключила технику и, закусив карандаш, уставилась на верхнюю фотографию.

Почему раньше, да и сейчас, надо признаться, из Тараса Нестеровича не получался вылитый «клетчатый»?

Почему?

Лихо, в несколько штрихов, я начертила на лысой голове Тараса кепку, приладила ему очки и патлы сереньких волос, полюбовалась произведением, вспомнила оригинал и снова удивилась.

Слегка вытянутый безбровый блин с картошкой… Нет, все не так… Не выходит каменный цветок. Чего-то в нем не хватает. Не садятся очки и кепка на этот блин. Не цепляются, а выглядят курьезно.

А за что им цепляться? Нос – на месте, лоб присутствует…

Брови! Очки и кепка никак не могли правильно расположиться на блине потому, что тогда их разделяли пышные брови «клетчатого» оригинала!

Я стремительно заштриховала область над очками а-ля Джон Леннон и пораженно уставилась на портрет.

Надо же… Как брови все меняют. Пустота верхней части лица приобрела заполненность и поменяла все. С разрисованной фотографии Тараса Ваценко на меня смотрел «клетчатый» иностранец. А до этого только безбровый даун в маскараде под Джона Леннона получался.

Виват, начинающие шпионы!

Я порвала оба снимка на мелкие клочки и, нашаривая на ходу под спортивным джемпером сотовый телефон – я его теперь пуще глаза берегла, всегда на шнурке у сердца носила! – отправилась связываться с контрразведкой в привычном уединении на крышке унитаза. Воду в кране включила больше для Назара Савельевича. Вчера «ребятишки» Палыча мою каюту на предмет прослушки проверили и доложили: все чисто. Так что, по большому счету, я могла бы разговаривать прямо от письменного стола, но зачем традиции нарушать?

– Добрый вечер, Михаил Николаевич, – произнесла тихонько в трубку в ответ на бодрое «алло».

– Уже доброй ночи, – отозвался подполковник без всякого недовольства. Знал, курилка, что без необходимости я его за полночь разыскивать не буду.

– На меня вышел курьер.

– Ну-ну!

– Это Ваценко. Тарас Нестерович.

– Он? – В голосе подполковника послышалось сомнение.

– Уверена. – Я быстро, но во всех подробностях, придерживаясь междометий и пауз, передала наш разговор в баре. – Почему он ушел, Михаил Николаевич?

– Все нормально, Сонечка, все нормально, – быстро заговорил подполковник.

– И что мне теперь делать?

– Инструкции помните?

– Да. Всегда на людях, по углам не шастать, не провоцировать.