Ставка на проигрыш (с иллюстрациями)

Выписав повестку, приглашающую на завтрашнее утро Степнадзе в уголовный розыск, Антон вызвал на допрос Сипенятина.

Вася Сивый пришел мрачнее тучи. Покосясь на молчаливо сидящего у окна Голубева, он сел напротив Бирюкова и с откровенной враждебностью уставился Антону в глаза.

— Прошлый раз нам не удалось договорить до конца, — сказал Антон.

Сипенятин, скривив толстые губы, усмехнулся:

— Дураку понятно, Сивого засудить проще простого: на деле его пальчики остались, у мамаши сумку потерпевшей изъяли, при проверке документов бежать рванулся, в кармане — почти три тысячи денег, врача на пушку брал…

— Считаете, что перечисленных улик для задержания вас под стражу мало? — перебил Антон.

— Чо я, щипач колотый, чтобы так считать? — Сипенятин снова усмехнулся. — Задержали законно, только скажу, гражданин инспектор, что с моим задержанием пустой номер тянешь. Я — честный вор. Краду, как мои предки крали. А есть гады, которые воруют по-современному. Они своих отпечатков на деле не оставляют и на дешевые дамские сумочки не зарятся. Как пылесосы, тянут к себе нетрудовые червонцы. Чем со мной пустышку тянуть, лучшее бы ими занялся. Вот там тебе навар был бы.

— Помогите ими заняться, — дав Сипенятину договорить, спокойно сказал Антон.

— Сивый не дешевка.

— В таком случае будем с вами разбираться. Зачем по чужому билету хотели в Омск лететь?

Лицо Сипенятина на какой-то миг растерянно окаменело, но тут же расплылось в улыбке, как будто Вася разгадал неудачный розыгрыш и тоже решил пошутить:

— На самолете хотел прокатиться.

— Где взяли паспорт и билет Степнадзе?

Улыбка с Васиного лица исчезла. Он отвел глаза в сторону.

— В автобусе какому-то мужику по привычке руку в карман сунул. Думал, в паспорте червонец заложен, а там билет оказался. Выпивши был, решил в Омск упорхнуть. Когда в толкучке зарегистрировал билет, испугался: в самолете милиция, как слепого щенка, накроет! Огляделся, нет ли уже «хвоста»? Вроде тихо, а возле регистрационного окошка чернявый парень крутится с таким видом, словно его туалетная нужда прижала. Разговорились — билет парню невтерпеж нужен до Омска. Хотел выручить, но кассирша липу усекла, к начальству потопала. Я вышел покурить — и в такси…

Раскрыв паспорт Степнадзе так, чтобы Вася видел фотокарточку Реваза Давидовича, Антон спросил:

— У него вытащили?

— Не разглядел в автобусной давке.

— Этот вам три тысячи денег дал?

— Чего?.. Тот пахан старше был.

— Паспорт десять лет назад выдан…

Вася пристально уставился в фотокарточку Степнадзе. Он мучительно наморщил лоб и вдруг воскликнул:

— Муж Фроськиной сестры! Вот наколол пахана!

— Знакомого обворовали?

— Этого пахана я видел у Фроськи, когда мамаша рядом с ней жила.

— Значит, этот своих отпечатков на «деле» не оставляет?

— Не лови, гражданин инспектор, на слове. — Сипенятин насупился. — Закладывать не буду.

— Что ж тогда возмущались?

— Нервы взыграли.

— Ну, идите успокойтесь.

Бирюков вызвал конвойного.

В завершение этого дня в дежурную часть поступила срочная телеграмма из Сухуми. На оперативный запрос Голубева начальник горотдела БХСС сообщал, что среди сотрудников Сухумского пединститута родственников Реваза Давидовича Степнадзе не установлено.

Глава XX

Реваз Давидович спокойно сел у самой кромки стола, покосился на никелированную головку микрофона и, пристроив на коленях железнодорожную фуражку, сосредоточенно замер. Смуглое крупноносое лицо его было усталым, как будто он не спал всю ночь.

— С бензином ничего нет нового? — заполняя анкетную часть протокола, между делом спросил Антон.

— Нет, понимаете…

— Не будете возражать против записи нашей беседы на магнитофон?

— Ради бога!

Бирюков нажал кнопку.

— Реваз Давидович, расскажите, что вам известно о Сане Холодовой.

На лице Степнадзе появилось недоумение:

— Саня очень красивая и порядочная женщина. Редкое сочетание, понимаете…

— Когда и при каких обстоятельствах вы с ней познакомились?

— В начале семидесятых годов, точно не помню.

— Постарайтесь вспомнить.

— Это имеет значение?

— Да, Реваз Давидович.

Степнадзе, словно пробуя голос, кашлянул и, покосясь на микрофон, обаятельно улыбнулся:

— Непривычно как-то, понимаете, говорить, чувствуя, что каждое слово записывает техника.

— Не обращайте на технику внимания. В конце беседы нам представят отпечатанный на машинке протокол, где ничего лишнего не будет.

— Да?.. — самым искренним образом удивился Реваз Давидович. — Смотрите, какое облегчение работники следствия получили! Раньше, помнится, такого не было.

— Имеете в виду шестьдесят третий год, когда находились под следствием о взяточничестве томских лесников? — будто к слову спросил Антон.

— Я, дорогой, имею почти высшее юридическое образование, — с ноткой обиды проговорил Степнадзе и опять улыбнулся. — А томские лесники в самом деле чуть не посадили меня в тюрьму. Спасла, понимаете, моя предусмотрительность и строгое ведение документации. На судебном процессе я уложил рвачей на лопатки, и они получили по заслугам.

— При кассационном пересмотре многие из них, кажется, были реабилитированы?..

Реваз Давидович сокрушенно вздохнул: