Ставка на слабость

— Надо мотать отсюда. Сейчас менты появятся.

— Дельное предложение.

— Ты зацепил одного. Они его бросили. Равиль пожал плечами и стал выбивать лобовое стекло, расколовшееся от выстрела. Я вытерла кровь с разбитых губ и тоже пошла к машине. Кажется, мы торопились. И тут я увидела парня. Он лежал метрах в тридцати на обочине. До меня наконец дошло то, что сказал Денис.

— Ты куда? — позвал он.

— Я должна посмотреть.

Парень был еще жив. Я вернулась за сумкой.

— Вызови «Скорую», — сказала я Денису. — Парня срочно надо оперировать.

— Что? — не понял он.

Разговаривать мне было некогда, я вернулась к раненому. Равиль и Денис подошли следом.

— Надо же, — чертыхнулся Равиль, Денис побледнел. Подобное ранение в область живота — зрелище не для слабонервных.

— Мы не можем здесь оставаться, — механическим голосом сказал Денис, — менты приедут. Я кивнула.

— Уезжайте. Я найду, что сказать, иногда я вру очень убедительно.

— Ты с ума сошла. Поехали быстрее.

— Парень умрет, если срочно не сделать операцию. Возле бензозаправки должен быть телефон, позвони ноль-три.

— Слушай, только не надо, — начал Денис. Честно говоря, я не очень его слушала, мне было просто некогда. — Только не надо всего этого. Очень благородно, клятва Гиппократа и все такое…

— Заткнись, — попросила я. — Я отлично провожу отпуск, только шутки кончились, все, мне больше не смешно.

— Этот тип пару минут назад стрелял в тебя.

— Точно. Но тогда он был здоровым мужиком с оружием и сам отвечал за себя, а теперь он лежит с развороченным животом, и отвечаю за него я.

— Я пошел искать телефон, — сказал Равиль. — А ты отгони машину.

Прошло несколько минут. Жизнь уходила из парня, как вода из дырявой кружки. Ему было лет двадцать, не больше, мальчишеское лицо, изуродованное страданием. Я сделала все, что могла, и теперь просто ждала. Он пришел в себя, глаза, мутные от боли и страха, тоскливо смотрели мне в глаза. Я держала его за руку и гладила детский лоб.

— Ничего, — бубнила я. — Сейчас приедет «Скорая», не бойся.

Он вряд ли видел меня, но слышал, он вцепился пальцами в мою руку и прошептал:

— Тетенька…

Он потерял много крови, теперь счет шел на секунды, я кусала губы и ждала.

С дороги неслась сирена «Скорой», а Равиль кричал:

— Уходим, быстро!

Я бросилась за гаражи, на ходу оборачиваясь. «Скорая» подъехала к парню.

А мы погнали в противоположную сторону, по дороге на аэродром, потом по проселочной дороге к садам и через двадцать минут въезжали в город с другой стороны. Возле остановки троллейбуса Равиль затормозил рядом с синей «девяткой», бросил отрывисто:

— Пошли.

Шофер «девятки» вышел нам навстречу, мы пересели в его машину, а он в нашу, все это молча, с легким кивком. Еще через десять минут мы тормозили рядом с домом, где жил Толик.

Люська выглянула из кухни, увидев меня, присвистнула:

— Никак кого-то зарезала? А с лицом чего?

— Не повезло, — ответила я и пошла в ванную. Кровь запеклась на руках и отмывалась плохо, я терла их щеткой и прикидывала, сколько потребуется времени. На кухне собрались все, за исключением Толика, тот, как выяснилось, отбыл следом за нами по важному делу, Люська и Серега о случившемся уже знали.

— Что там у него? — хмуро спросила Люська. Я ответила.

— Как думаешь?

— Никак, — огрызнулась я, на Люську я злилась зря. Мы замолчали.

Денис не смотрел на меня, хмурился, возле рта залегли упрямые складки. Я выждала время и сказала Люське:

— Позвони. Меня узнают.

Она вышла в прихожую, я слушала, как она говорит, и считала до тысячи, стараясь не сбиться. Она вернулась, и я спросила:

— Ну?

— Плохо.

— Умер?

— Умер. — Она провела рукой по волосам и заговорила торопливо:

— Слушай, ты не виновата. Ты же знаешь, там хорошие ребята, они все, что могли, сделали.

— Точно. Никто не виноват, — сказал я. — Кажется, никого не волнует, что мы только что убили человека.

— Слушай…

— Все, больше не говорим об этом.

День прошел в молчании, вернулся Толик, но оживления не внес, его в происшедшее посвящать не стали. Спать разошлись рано. Денис сел на край постели и, стараясь быть спокойным, сказал:

— Твое желание выглядеть благородной могло стоить нам очень дорого.

— Извини, — ответила я. Он некоторое время разглядывал мое лицо, потом лег и отвернулся.

Уснуть не получалось. Я взяла сигареты и пошла в кухню, а потом на балкон, прихватив из прихожей куртку. Я курила и пялилась в звездное небо, мысли скакали, как блохи, и облегчения не предвиделось. Спиной я почувствовала движение сзади, но оборачиваться не стала. Мне и так было ясно, кто там.

— Шикарная ночь, — сказал Равиль, и я ответила:

— Да.

— Мне жаль, что он умер. Это освободило меня от многих проблем, но мне жаль. Я кивнула.

— Хочешь, поговорим?

— Ты не поймешь.

— Но я могу выслушать.

Я взяла новую сигарету, прикурила. Руки противно дрожали.

— У тебя крепкие нервы, — сказал Равиль. — Когда я его увидел, тошнота к горлу подступила. Жуткое зрелище.

— Привычка, — пожала я плечами. Вранье. Никогда к этому не привыкну.

— И все-таки у тебя жуткая профессия, девочка.

— Нормальная, — я опять жму плечами. — Лечить людей — это нормально, ненормально убивать.

— Убил его я.