Ставка на стюардессу

Иван вышел с рюкзаком и сумкой, с которыми его увозили из дома. Передачки ему носили я и женщина из семейной пары, нанятой Иваном несколько лет назад. Они так и продолжали жить в своем домике. Мне они сказали, что дождутся хозяина – они верят в его невиновность и в то, что его вскоре оправдают. К сегодняшнему дню они должны были убрать дом. Я туда не вернулась и пока не знала, вернусь ли вообще. Все будет зависеть от разговора с Иваном. От того, как он ответит на мои вопросы.

Он похудел, лицо было бледным. Я привыкла видеть его загорелым. Он много времени проводил на улице и никогда не надевал даже кепку. Я помнила, что у него всегда был цветущий вид. Нет, он не выглядел больным, он не выглядел сдавшимся, опустившим руки. Но он был другим. Тюрьма всегда меняет человека.

При виде мужчины, с которым я прожила полтора года и от которого родила сына, сердце не екнуло. Никак. Я поняла, что у меня не осталось никаких чувств к Ивану. Да и не было любви. Никогда не было. Он мне нравился, мне было с ним комфортно. Но теперь…

Теперь я хотела получить от Ивана объяснения. Я сделала все, что была должна, – по моему мнению. Я пыталась разобраться сама, я оплачивала услуги адвоката, встречалась и договаривалась с разными людьми. А Иван даже не подумал оставить мне счет, которым я могла бы пользоваться в подобном случае. Ведь от тюрьмы и от сумы, как известно, никто не застрахован, в особенности в России, в особенности если занимаешься бизнесом.

Иван подошел ко мне, мы встретились глазами, он чмокнул меня в щеку, и мы пошли к машине. Журналисты фотографировали и снимали все, засыпали Ивана вопросами.

– Предъявленные мне обвинения сняты, – сказал Иван.

– Все? – спросили его.

Иван хмыкнул.

– Кое-что осталось. В качества наказания зачтено время моего пребывания в СИЗО. Надо же было его как-то оправдать? Но я не продавал никаких государственных компаний. Я даже не слышал про компании, в продаже которых меня обвиняли.

– А кто продавал?

– Задайте эти вопросы пресс-службе Следственного комитета.

Вскоре мы скрылись в моей машине и отъехали.

– Какие-то из предъявленных обвинений на самом деле оставили? – уточнила я.

– Это обычная практика. Государство же не станет выплачивать мне компенсацию. Но я не в претензии. Спасибо и на этом. Тебе спасибо, Даша!

Он сжал мою руку, лежавшую на руле. Рука у Ивана была холодной. Я опять ничего не почувствовала.

– Как дети? – спросил Иван.

Я уже оформила удочерение Саши, и она называла меня мамой. Все прошло легко и быстро. Признаться, я ожидала проблем. Но, может, никто из участников процесса не хотел быть ославленным в СМИ? Ведь весь процесс проходил «под контролем» журналистов, а я еще обо всем рассказывала в своем блоге. И у всех, с кем я сталкивалась, обязательно были ко мне какие-то вопросы, не относящиеся к причинам нашей встречи. Ведь об уголовных делах, с которыми я оказалась как-то связана, продолжали рассказывать в СМИ, их обсуждали в ток-шоу различные эксперты, муссировали в интернете все кому не лень, и у каждого «диванного» или «кухонного» эксперта был свой взгляд на ситуацию.

Мне казалось, что Алину Сашенька уже полностью забыла. Бабушек называла бабушками, Симеона Даниловича дедушкой. Мы дружно бились, стараясь отлучить ее от планшета. Саша впервые побывала в цирке и зоопарке и на развлекательных площадках для детей. Алина не водила ее никуда! Мишенька рос не по дням, а по часам, тянулся за Алиной. И уже разговаривал предложениями!

Мы какое-то время молчали.

– Ты сегодня останешься? – наконец спросил Иван.

– Нет. Меня ждут дома.

– Ты хочешь знать, почему я…

Иван замолчал. Вероятно, не мог подобрать нужное выражение.

– Ты на самом деле рассчитывал на наследство? – спросила я. – Как ты собирался его получать? Если что-то и завещано, то потомкам воспитанников Аполлинарии Антоновны. Ты же не входишь в их число. Через детей? Как отец? Я не понимаю!

– Ты знаешь, что я потомок законной дочери графа Разуваева?

Я кивнула.

– Я с самого детства жил в обстановке ненависти.

Я удивленно взглянула на Ивана.

– Во мне растили эту ненависть и постоянно подпитывали. Бабушка, мать ненавидели графа Разуваева, хотя никогда в жизни его не видели. Но эта ненависть у нас передавалась из поколения в поколение. У нас было принято во всех бедах винить именно его. Если бы мои бабушка и мать дожили до моего ареста, то виноватым опять оказался бы граф Разуваев!

– При желании можно было бы и так дело повернуть, – рассмеялась я. – История тянется с девятнадцатого века. Если бы Разуваева не убили, Петеньку не пришлось бы отдавать на воспитание Аполлинарии Антоновне, у нее не собрался бы семейный детский дом, лесопромышленник Мещеряков не оставил бы наследство потомкам воспитанников Аполлинарии Антоновны, ты не стал бы заводить отношений с женщинами из этих потомков.

– Я заводил не из-за наследства… то есть из-за наследства, конечно. Я должен был вернуть «наше» в семью.