Ставка на темного зверя

– Миша, – заорал пацан, – поиграй со мной!

Из будки вышел высокий суровый мужчина со шрамом на лице. Так вот он какой, этот Михаил! Он посмотрел на мальчика, потом снова зашел в будку и вынес оттуда лук со стрелами.

– Ну поиграй со мной! – канючил подросток.

– Некогда! – бросил Михаил, вручая ему лук. – На вот, постреляй!

Пацан взял это «оружие индейцев» и пошел к дому. Вначале мишенью ему служила стена сарая, на которой он мелом нарисовал круги. Потом его заинтересовали голуби на крыше, и мальчишка начал стрелять в них. Естественно, ни разу не попал, юркие птицы взмывали в воздух еще до того, как он натягивал тетиву.

Павлик пошевелился, разминая затекшие мышцы. Он нечаянно задел ветку, и она закачалась. Этим он привлек внимание юного «Чингачгука», мальчик заинтересованно глянул в нашу сторону, наверное, подумал, что в кроне прячется птица. Час от часу не легче! Он достал стрелу и прицелился в нашу сторону. Мы с замиранием сердца ждали выстрела. Тетива задрожала, но летящей стрелы я не заметила. Только увидела, как Павлик как-то странно дернулся, словно поперхнулся. Ужас! В его ступне торчала эта проклятая деревяшка! Я услышала, как Паша тихо матерится.

– Терпи, Паша, птицы не матерятся! – я положила руку ему на плечо. Он даже оторопел.

– Какие, к черту, птицы? – прошипел он. – Этот сопляк мне ногу прострелил!

– Тсс! Он думал, что на дереве птица!

Все оказалось не так страшно, как я думала. Стрела застряла в крепком ботинке Павла, лишь немного поцарапав ступню. Главное, чтобы мальчик не полез за добычей. К счастью, парнишка не стал продолжать трюки Робин Гуда и вскоре ушел в дом. Мы долго сидели на дереве, но ничего не происходило. Двор словно вымер, даже куры и свиньи заснули. От долгого сидения спину начинало нестерпимо ломить, корявые ветви не располагали к комфорту.

Уже начало смеркаться, когда к воротам подъехала знакомая черная «Волга». Она посигналила, и из будки вышел Михаил.

– Привет, Миша! – поприветствовал работника Казей Васильевич. Я узнала этого человека, несмотря на сумерки, его худая фигура и скуластое лицо были хорошо запоминающимися.

– Сколько сегодня сделали, хозяин? – глухо спросил Миша.

– Два гектара расчистили! – довольно усмехнулся Кащей.

Разговор двух вурдалаков: «Ты сколько сегодня крови высосал?» Другого сравнения нет. Неужели такая работа может доставлять удовольствие? Я вспомнила слова Ивана Николаевича: «Если не я – то кто же?» Он делал свое дело из чувства долга и, как это ни парадоксально звучит, из любви к природе. А этот лесоруб как будто упивается осознанием своей мощи!

– Казей Васильевич, – голос Михаила стал просительным, – раз уж вы приехали, можно я на охоту пойду?

– Иди, коли не шутишь, – усмехнулся его хозяин. – Небось опять Серого с собой возьмешь? Гляди, чтобы не было как в прошлый раз, а то от крови не отмоешься!

Михаил пошел к сараю, предварительно привязав собак. Когда он вышел оттуда, то вел на поводке крупного серого волка! Псы стали дико лаять, беснуясь на привязи. Миша вскинул на плечо двуствольное ружье и пошел к воротам. Волк послушно шел рядом.

«А то от крови не отмоешься!» – звучала в моей голове последняя фраза Кащея. Жуткие слова – уж не про Крынина ли это? Мы стали осторожно спускаться с дерева. Паша не прекращал ворчать:

– Проклятое дерево, проклятый мальчишка, долбаный волк! Как меня все достало! – шептал он себе под нос.

– Прекрати, – одернула я его, – ты разве не слышал, о чем они говорили?

– Слышал, – нехотя ответил Павлик. – И что теперь – по лесу за ним бегать?

Миша пошел по улице, а мы, пригибаясь, короткими перебежками тронулись за ним. Вскоре он углубился в небольшой перелесок возле хутора. Уже было настолько темно, что мы спотыкались чуть ли не о каждую кочку и корень. Охотник же шел прямо, не запинаясь. Прибор ночного видения у него, что ли?

За перелеском было поле. Михаил ушел далеко вперед, а мы ждали, когда он скроется в темной и страшной стене леса, видневшейся вдалеке.

– Что ты там увидишь? – резонно возмущался Паша. – Думаешь, он убивать пошел?

– Пойдем, – сказала я с преувеличенным мужеством в голосе – мне самой страсть как не хотелось идти в чащу, где бродит мужик с чудовищем на поводке. Да мало ли, кто там водится, а у нас не то что ружья – ножа нет.

В лесу было темно, как в погребе. И тихо, слишком тихо. Мы не слышали ни единого звука, кроме шуршания листвы у себя под ногами. Может, Михаил затаился где-нибудь и ждет удобного момента? Я вспомнила изорванную и окровавленную одежду Ивана Николаевича, и по моему сердцу прошел могильный холод. Внезапно я увидела два больших светящихся глаза, смотрящих прямо на меня. Я вцепилась в руку Павлика. Он, кажется, был напуган еще больше меня – рука его дрожала. Кусты с треском расступились, из них вылетела большая птица, хлопая крыльями. Фу-ух, да это же сова!

– Пойдем домой, – зашептал Паша, – а если мы медведя встретим?

– Вперед, – сказала я с неизвестно откуда взявшимся упорством, – с песнями!