Через двадцать минут Странник вернулся, а Иван Сидоров только закончил пересчет бумажек. Он стянул пачки резинками и разложил в три разных кармана. На куртке были молнии, но опытный «Коротышка» еще сверху заколол всё английскими булавками. Так надежней!
Странник был уверен, что на причале никого нет, а будка сторожа слишком далеко, чтоб видеть детали.
Но охранял стоянку катеров и яхт бывший флотский мичман с капитанским биноклем.
Он видел все!
Белый катер имел по борту ярко-красный обод и красивое имя «Пальмира».
Каюта была меньше, чем купе. Но в ней был столик и лавки на четверых. А еще два шкафчика для инструментов, снастей, посуды и всяких закусок.
Катер ушел на несколько километров от берега в сторону поселка Лисий Нос. Здесь было тихо.
Маленькие рыбацкие лодочки жались поближе к берегу, а редкие корабли шли на Кронштадт далеко по фарватеру.
Был почти полный штиль. Ваня Сидоров устроился на носу катера и сразу закинул удочку на два крючка. Он хотел настроить так, чтоб тяжелое грузило и наживка плавали чуть выше дна. Но не получилось! Лески не хватало. Глубина здесь была намного больше десяти метров.
А Странник не стал сразу ловить. Он возился в каюте, вскрывая коньяк, готовя стаканы и закуску.
– Нет, Ваня! Так ловиться не будет. Рыба чувствует, что мы с тобой не обмыли наше дельце.
– Давай обмоем. Наливай, Странник!
– Уже готово. Ты Иван будешь закусывать яблоком?
– А еще что-нибудь есть?
– Больше ничего.
– Так зачем спрашиваешь? Тащи сюда яблоко.
– Какое? Есть зеленое. Оно сочное и кисловатое. А есть красное – ароматное, но как вата.
– Давай зеленое!
Хозяин катера опять исчез в каюте. Он точно знал, что Сидоров сидит спиной и не видит его.
Странник налил коньяком два стакана, положил в миску два яблока и вынул из кармана подготовленный шприц на два кубика. Он отбросил колпачок, и тонкая игла вкололась в зеленую плотную шкурку. Потом чуть правее, затем еще один раз и еще…
Даже при легком волнении с таким подносом трудно пройти на нос катера.
Но сейчас был полный штиль!
Поставив всё на плоский капот, Странник призывно звякнул стаканом.
Иван обернулся и отложил удочку. Он-то думал, что делает это на минуту, а оказалось, что навсегда.
Они подняли коньяк и чокнулись.
– Спасибо тебе, Ваня! Возможно, что мне еще понадобится твоя помощь. Намечается еще один вернисаж.
– В Кунсткамеру больше не полезу!
– Нет, Иван, это в другом месте.
– Тогда обращайся. За такие хорошие деньги я всю жизнь готов работать.
– Спасибо! И давай выпьем! За успех нашего дела.
– За удачу, Странник! У нас это называется «фарт».
Ваня Сидоров выпил коньяк залпом, быстро взял в левую руку красивое зеленое яблочко и откусил.
Всё произошло мгновенно! Он даже не начал жевать. Он сразу вздрогнул и завалился спиной назад.
Странник сбросил в воду поднос с миской и пустыми стаканами. Потом подтащил тело Ивана на капот поближе к лобовому стеклу каюты.
Первым делом хозяин расстегнул булавки на карманах Сидорова, открыл молнии и вынул три пачки полновесных американских долларов.
Вернувшись в каюту, Странник спрятал деньги в сумку, выбросил за борт шприц и вытащил из-под стола метровый обрезок трамвайного рельса с двумя дырками по концам.
Привязывая железяку к Ивану, убийца не очень боялся, что его увидят. Больших кораблей не было видно. До правого берега километр, но катер повернут к нему кормой. А на левом берегу Петергоф. Это далеко! Оттуда даже с телескопом ничего не заметить…
Еще раз оглядевшись, Странник подвинул тело с куском рельса на край катера и аккуратно спихнул за борт.
Теперь надо срочно возвращаться!
Банька уже готова…
Полковник понял, что самое интересное где-то в конце дневника. Он нашел дату 26 октября 1917 года. С этого момента начиналось очень многое…
Он хотел читать, но передумал.
Юрий Смолкин был педант. Он никогда не заглядывал в конец детективного романа, чтоб узнать, кто у кого украл кораллы.
Тетрадка была не очень толстая, а почерк этнографа был изумительный. Единственно, что мешало, так это масса твердых знаков в конце слов и неуместные буквы «ять»…
Зиновий Полонский на самом деле писал живо и с легким юмором. В феврале молодой профессор сожалел об уходе Николая Второго. Понятно, что царизм всех достал, что всем надоело вранье и коррупция, но новые лидеры могли быть еще хуже.
В апреле этнограф еще надеялся, что смута скоро пройдет, и все снова станут жить в мире и согласии. Но для страховки Зиновий Иванович начал предпринимать меры предосторожности.
Ему было всего тридцать три года, но молодой ученый был старшим в семье и сам принимал решения.
До лета Зиновий Полонский продал всё, что можно было продать – каменный особняк в районе Выборга, коллекции картин, серебра и фарфора. Он снял все деньги с банковских счетов и начал знакомиться с ювелирами.
До начала осени он на все свободные средства скупил четыре десятка крупных камней. Половина из них бриллианты, а остальное это рубины и сапфиры.
Когда полковник Смолкин читал это, он почувствовал, что пульс участился, а в голове появился сумбур и ажиотаж.