Ставка в чужой игре

Сдатчик взял правую двойку и перевернул ею туза, на которого я поставил. При этом он, разумеется, поменял их местами и засветил уже проигрышную (в чем он не сомневался) карту.

– Двойка – пусто… – победно зачастил он.

Но тут соизволил взглянуть на карты и увидел, что рядом с моими деньгами на него смотрит пиковый туз. Парень выпучил глаза.

Зрители, не участвовавшие в мошенничестве, радостно завопили. Кто-то даже обнял меня за плечи.

Я уже несколько лет не баловался с картами. Тем не менее проделать этот фокус было не очень-то и трудно, особенно при таком растяпе-сдающем. Выкладывая деньги, я сам поменял карты мизинцем и безымянным пальцем. Я знал, каким будет его следующий ход, и он, когда переменил карты, сам подсунул мне выигрышную.

Я выиграл честно и четко. И жульнически естественно.

– Копы! – заорал «крышка».

Этого следовало ожидать. Если игра перестает идти по накатанной дорожке или подается знак, что денег выиграно достаточно, то кто-то из команды кричит: «Полиция!» – и все разбегаются. Это последний выход для жулья. Даже если лох выиграл, он потеряет деньги.

Шайка бросилась врассыпную. Сдатчик схватил деньги и карты, сунул их в карман и попытался сбежать. Мои новые приятели из студенческого братства были не прочь поиграть мускулами ради торжества честной игры и блокировали сдатчика с флангов. В результате ему пришлось прорываться мимо меня. Он врезал мне правым хуком по почкам, оттолкнул и рванул прочь. Штабель молочных ящиков рухнул.

Парни прокричали ему вслед весьма замысловатые угрозы. А я лишь смотрел, как он убегает.

– И ты позволишь этой мрази тебя ограбить?! – воскликнул кто-то из зевак. – Ты же честно выиграл, мужик. Я бы на твоем месте отыскал этого чувака и вышиб из него свои денежки.

– Никогда не делай ставок в чужой игре, – ответил я, пожал плечами и зашагал прочь.

Выйдя из переулка, я поймал себя на том, что улыбаюсь. Давно не получал такого удовольствия. Выжив в схватке с нью-йоркскими мошенниками, теперь я точно смогу встретиться лицом к лицу со своей стодвадцатифунтовой невестой, ее бабушкой и чайными чашками на ножке.

Весь инцидент занял минут двадцать. Вскоре я уже сидел в «Бергдорфе» между Энни и Ванессой. Боль под ребрами чуть стихла и стала ноющей. Артуро демонстрировал нам достоинства различных ножей для рыбы.

– Майк, – сказала Энни, нежно взглянув на меня, – ты не устал? Может, хватит быть женихом на сегодня?

Прикрывшись от остальных, я изучил то, что украл у парня, пока тот ломился мимо меня. Если носишь такие мешковатые штаны, то будь готов, что тебя обчистят.

Вот он и сбежал с пустыми карманами. А я ушел, вернув свои шестьсот сорок долларов и добавив к ним за беспокойство еще восемьсот, а в придачу к деньгам прихватил и нож, каких мне видеть не доводилось. С узким лезвием, великолепной рукояткой из розового дерева и бронзовыми втулками. На вид ему было лет восемьдесят, испанский или итальянский. Лезвие не было выкидным, но раскрывалось с такой скоростью и легкостью, что разница была невелика. Скорее всего, парень у кого-то отобрал этот нож. В жизни не держал более грозного оружия. Я аккуратно закрыл его и спрятал вместе с деньгами.

Погладив в кармане пачку наличности, я улыбнулся.

– Я отлично провожу время, – возразил я и повернулся к бабушке Энни. – Вы были правы насчет соусницы, Ванесса. Только лиможский фарфор. Кстати, Артуро, – обратился я, потирая руки, – у тебя еще остались те каталоги «Хэвиленда»?[5]

Именно в тот момент, когда я сидел в «Обручальном салоне» между невестой и ее бабушкой, поглаживая в кармане шестидюймовый нож и толстую скатку двадцаток, похищенную из кармана уличного жулика, я и понял, что со мной, возможно, не все в порядке. Как и с мечтой о спокойной респектабельной жизни, за которой я гнался много лет.

Глава 3

С отцом Энни мы встретились через полчаса во французском ресторане с тремя мишленовскими звездами.[6] Он пил шампанское и разговаривал по мобильнику, развалясь свободно посередине дивана. Закончив беседу, он поздоровался с Энни и Ванессой. Потом взглянул на меня, на Энни и спросил:

– Ты все еще размениваешься на этого типа?

Ему никто не ответил. Тогда он хохотнул и стиснул мне руку:

– Шучу! Садитесь!

Ларри Кларк, он же сэр Лоуренс Кларк, – бывшая звезда английского регби, ныне работающая финансистом и управляющая хеджевым фондом. Он излучает агрессию и прекрасное здоровье и предпочитает тот сорт юмора, который сводится к дурацким розыгрышам. Обманув же – хохочет.

Он сохранил крепкую фигуру нападающего, а лысую голову ежедневно надраивал до состояния блестящего розового шара, как поступают в наши дни многие руководители на высоких должностях. Такой облик хорошо сочетался с кислой миной, которую он надевал всегда, когда смотрел в мою сторону.