Сложившаяся ко времени падения советской власти ситуация была абсурдной. Все мало-мальски знакомые с биографией Маяковского знали, что бо́льшую часть жизни он прожил вместе с Лили, которой посвятил не только отдельные стихотворения, но и свое Собрание сочинений. Тем не менее официально она не существовала. Таким же ложным было представление о Маяковском как поэте. Когда пал Советский Союз, пал и Маяковский – тяжело, как во времена революций падают памятники. Несмотря на то что во многом он сам был жертвой, большинство людей видели в нем представителя ненавистной системы, официозного поэта, чьи стихи их заставляли учить наизусть. О том, что он писал не только дифирамбы Ленину и революции, но и замечательные любовные стихи, знали немногие. Когда после распада СССР была перекроена литературная иерархия, Маяковский исчез из учебных планов и книжных магазинов. Это стало его третьей смертью – и в ней он был не повинен.
Постскриптум
Несмотря на все нелепые стороны канонизации Маяковского, одно положительное последствие она имела: чистки тридцатых годов обошли большинство людей его ближайшего окружения. Они считались важными свидетелями жизни великого советского поэта, и многие из них были нужны для составления Собрания его сочинений.
По всей вероятности, письмо Лили, соавтором которого, судя по всему, был Осип, попало к Сталину при посредничестве Виталия Примакова, высокопоставленного военного, с которым Лили познакомилась осенью 1930 года и с которым она потом соединила свою жизнь. Примаков был на семь лет моложе ее, он был героем Гражданской войны, но и талантливым автором рассказов и стихов. У него было поразительное, полное приключений прошлое – военный советник в армии Сунь Ятсена в 1925–1926 годы, военный атташе (и командир) в Афганистане в 1927-м, военный атташе в Японии в 1929–1930-е, – и этим он отчасти напоминал Краснощекова. В начале тридцатых годов профессия бросала Примакова в различные регионы Советского Союза и за пределы страны, и Лили везде его сопровождала. Весну 1933 года они, например, провели в Берлине, где Примаков изучал современную военную технику в немецкой Военной академии. Но их счастье оказалось кратковременным, в августе 1936-го Примакова арестовали по обвинению в участии в военном заговоре против Сталина и спустя год казнили, после того как он под пытками во всем признался.
После его смерти, которую Лили переживала мучительно, лефовец Василий Катанян переехал к ней в квартиру, где по-прежнему обитал еще один жилец – Осип, с которым Лили так никогда и не рассталась.
В тридцатые годы Осип работал чрезвычайно продуктивно, писал статьи о Маяковском, оперные либретто, киносценарии и перерабатывал романы для театра. Во время войны он сочинял тексты для Окон ТАСС. Он умер от сердечного приступа незадолго до конца войны, в феврале 1945 года. Его Женя умерла почти на сорок лет позже, в 1982-м.
Лили пережила Осипа более чем на тридцать лет. В августе 1978 года она покончила жизнь самоубийством, тем самым выполнив пророчество из сна, который увидела 4 июня 1930 года: “Приснился сон – я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: «все равно ты то же самое сделаешь»”. Так и случилось, но с помощью снотворного, а не пули.
Письмо Л. Ю. Брик с резолюцией Сталина.
Василий Катанян, с которым Лили жила до самой смерти, всю свою жизнь посвятил Маяковскому. Он главным образом известен как автор “Хроники жизни и деятельности” поэта, выпущенной четырьмя изданиями. Он умер через два года после Лили, в 1980-м. Его первая жена Галина, которую он оставил в 1937 году из-за Лили и которая так и не смогла простить ему это, написала очень умные и пронзительные воспоминания о Маяковском и лефовском круге. Их публикация стала возможна только во время перестройки (хотя не целиком); Галина Катанян умерла в 1991 году.
Елена Юльевна вернулась в Москву через два года после смерти Маяковского. Последнее время она жила у сестры Иды Данциг в Армавире, где зимой 1942 года скончалась от порока сердца.
Младшая сестра Маяковского Ольга умерла в 1949 году, его мать – в 1954-м, в возрасте восьмидесяти семи лет. Старшая сестра Людмила к концу своей жизни была использована в кампании против Бриков, и ее письмо генеральному секретарю партии стало решающим для судьбы музея в Гендриковом переулке: “Брики – антисоциальное явление в общественной жизни и быту и могут служить только разлагающим примером, способствовать антисоветской пропаганде в широком плане за рубежом, – писала она в 1971 году Леониду Брежневу. – Я категорически, принципиально возражаю против оставления каких-либо следов о поэте и моем брате в старом бриковском доме”.