Ставленник

Архиерей принимал с десяти до двенадцати часов. Приемная его — небольшая комната с двумя круглыми столами, мягким диваном и двумя стульями. Стены разрисованы. Духовные лица сначала толкутся на лестнице. На лице каждого и в голосе заметны испуг и робость.

Каждый трезвый, а кто с похмелья, тот жует ладан или корку от лимона.

— Вы зачем? — спрашивает один робко другого.

— Перепрашиваюсь.

— В первый раз?

— Нет, уж в третий. А вы?

— Тоже перепрашиваюсь. В прошлый раз хотел перевести, да на это место пятеро подали.

В приемную впускают келейные за десять копеек каждого. Деньги эти идут в их пользу.

В приемной все стоят чинно. Говорят шепотом, на ушко, прикрыв рот правой или левой рукой. Братство тут славное. Все ждут владыку, у всех мысли одни и те же, всякий боится позабыть заученные им слова, какие он должен сказать. Один шепчет: «Ваше высокопреосвященство, по крайней бедности, позвольте перевестись». У одного дьячка так на ногтях написано чернилами, что говорить. Большая половина читают в двадцатый раз свои прошения, складывают их, вытирают бумагу, что-то шепчут про себя и постоянно вытирают платками свои щеки и лбы…

Егор Иваныч тут же стоит. Он надел сюртук Троицкого, который был поновее, белую манишку и белый галстук. В руке у него проповедь, на боку которой написано ректором: читал и одобряю, ректор архимандрит такой-то. Большая часть трущихся в приемной знают, что Попову назначено место и что в руке у него проповедь. Все завидуют.

Наконец вышел владыка. Все подошли под благословение. Начались просьбы.

— Кто ты такой?

— Дьякон Крестовоздвиженского села, Иоанн Лепосимов.

— Об чем просишь?

Тот робко объясняет.

— Подай прошение.

Очередь дошла до Егора Иваныча, на которого владыка с самого начала взглядывал.

— Ты кто такой?

— Кончивший курс семинарии, диаконский сын, Егор Попов.

— Об месте просишь?

— Отец ректор ходатайствовал у вас за меня.

— Так это ты Попов?

— Точно так, ваше высокопреосвященство.

— Хорошо. Ступай туда, — и владыка указал Егору Иванычу на дверь в залу.

Зала убрана как в богатом барском доме, с тою только разницею, что в ней на стенах висели большие картины духовного содержания в позолоченных рамках.

Через четверть часа владыка пришел в зал вместе со своим письмоводителем.

— Где прошение кончившего курс семинарии Попова? — спросил он у письмоводителя.

— У меня-с, ваше высокопреосвященство!

— Принеси сюда.

Письмоводитель ушел.

— На какое место ты желаешь?

— На священническое.

— Отец ректор просил меня. Я справлялся. Место тебе будет в Столешинске.

Егор Иваныч низко-пренизко поклонился.

— Нынешний год я туда не поеду. Поэтому после свадьбы ты должен ехать сюда.

Егор Иваныч опять поклонился и проговорил:

— Ваше высокопреосвященство! я еще не нашел невесты.

— Сходи к эконому, он знает. Вчера я ему две просьбы передал от духовных вдов.

Егор Иваныч поклонился.

— Написал ты проповедь?

— Написал, ваше высокопреосвященство.

И Егор Иваныч подал рукопись. Владыка, увидав засвидетельствование ректора, не стал ее читать. Письмоводитель принес прошение Егора Иваныча. Владыка написал на прошении: «Назначается в столешинскую Знаменскую церковь во иереи. Пострижение в октябре месяце…», а на проповеди: «Благословляю, смиренный…».

— Позвольте завтра сказать, в ваше служение.

— Можешь.

Егор Иваныч подошел под благословение.

— Послезавтра я уезжаю; можешь и ты ехать за женой.

Егор Иваныч опять подошел под благословение и ушел из залы.

Архиерейский эконом посоветовал Егору Иванычу ехать в Столешинск и жениться лучше там на дочери какого-нибудь священника или дьякона.

Вечером Егор Иваныч стоял в крестовой церкви, а после службы ее подходил под благословение владыки, который стоял в алтаре.

Ночь провел очень худо. Не спится, а если уснет, то ему представляется народ, и народ этот хохочет, семинаристы ему неприличные кривляния делают руками.