Стажёр

Лаваль с обожанием гладил рукой свое детище, ну не совсем свое — основную мысль подсказал граф. Инженер поначалу хотел отлить оружие из чугунины, но после короткого разъяснения Черноты, резко отменил свои планы. Преимущество стального ствола настолько очевидны, что и спорить не о чем. Чугунная пушка стреляет один раз в час, затем ей нужно остыть. Стальное жеорудие — один выстрел каждые пять минут, учитывая время для пробанивания ствола, закладки порохового заряда, пыжевания и закатки ядра в дуло, а затем дополнительный пыж.

С казнозарядной пушкой ничего, к сожалению, не получилось — не мог Пашка вспомнить устройство затвора. Да и с бездымным порохом осечка — не смогли они с Лавалем произвести нитроцеллюлозу. Пришлось довольствоваться старинным рецептом изготовления дымного пороха — пять частей селитры, две части древесного угля и одна часть серы. Слабоватое ВВ[4], а что делать. Хлопок, лежащий бесполезным грузом на складах, Павел приказал отдать ткачам для изготовления тканей. Наконец, все приготовления закончились, народ гурьбой ссыпался в приготовленный окопчик — на всякий случай. Оставшийся канонир поджег фитиль, и резвым зайцем прыгнул в укрытие.

— Открыть рот, — вдруг скомандовал Чернота.

— Ась? — инженер непонимающе вскинул глаза.

Раздался гулкий выстрел. Лаваль затряс головой, пытаясь выбить «пробку» из ушей.

— Тьфу, балбес, теперь ходи глухой полдня.

Канониры, взятые из дружины воины, и привыкшие беспрекословно подчиняться приказам командиров, отделались лишь легким испугом от стрельбы — дело-то новое. А вот инженер ходил глухим тетеревом — штафирка, гражданский шпак, что с него взять.

Первый же результат порадовал — ядро улетело на лигу с небольшим, причем пороховой заряд сделали с недовесом. За день стрельб выяснили норму заряда, большую дальность полета ядра — около двух километров — и скорострельность. Мишени канониры валить научились к концу стрельб. Пятьдесят процентов попаданий — неплохо для начала. Сам ствол прошел испытания на ура, что и требовалось доказать.

* * *

В большой трапезной собрались все, кто имел отношение к появлению нового, но в приказном порядке забытого старого оружия. Кузнецы, оружейники, подмастерья, образовавшиеся пороховщики, ну, конечно же, Жозеф Лаваль — куда ж без него. Рядом с ним, на скамье — канониры, все пять человек.

Чернота зря опасался зажатости своих подданных — в те времена не редкость, когда знатная особа пировала со своей дружиной. Урона чести никакого, не с крестьянами же за одним столом сидел граф. Мастеровые и ремесленники, а тем более воины всегда стояли выше пейзан по социальной лестнице.

Графиня Беата Чернота дé Лоредан, просидев час рядом с любимым супругом, тактично удалилась — молодой женщине скучно созерцать чисто мужское веселье.

Графский стол заслуживал внимания. Посреди него, на огромном блюде, лежала зажаренная тушка лесного вепря. На серебряных подносах — разнообразная дичь и рыба. Много зелени, овощей и фруктов. В кувшинах и новомодных бутылках — виноградное вино. Из пузатых бочонков, стоящих у стены, слуги черпали домашнее пиво — ну это на большого любителя. В Тарагоне пиво не уважали, даже пейзане предпочитали бражку. Замковый оркестр из трех музыкантов на щипково-струнных инструментах пытался изобразить нечто бравурное.

Народ, опростав по паре кувшинов, несколько раскрепостился, по трапезной плыл гул голосов, вкусно пахло жаренныммясом, приготовленным на открытом огне, и молодым вином.

— Эх, хорошо сидим, — Пашка с умилением смотрел на пирующих. — Все-таки замечательные у меня люди, трудяги, да и с мозгами все в порядке.

Веселье катилось плавно, без эксцессов. Граф попросил спеть музыкантов, те отказались по причине отсутствия голоса. Неожиданно встрял инженер Лаваль — просто-таки поразил народ сочным баритоном. Исполнив несколько народных песен, спел студенческие частушки. Пирующие животы надорвали от смеха. Веселились до глубокой ночи, потом пришла хозяйка и всех разогнала.

— Отдохните, муж мой любимый, завтра опять весь в делах и заботах.

— Ты как всегда права, дорогая, — пролепетал уставший Пашка, еле ворочая языком. Коснувшись подушки, мгновенно заснул мертвым сном.

* * *

За три осенних месяца умудрились изготовить двенадцать полевых пушек на шестьдесят миллиметров и десять крепостных — на сто пятьдесят миллиметров. Кроме того, бронебойные ядра, фугасы и шрапнели. Лаваль заходился от восторга — новые боеприпасы и их возможности поражали воображение. Шрапнель — чугунное ядро с фитильным запалом, наполненное порохом и по внутреннейоболочке — чугунной дробью, взрываясь, выкашивало живую силу противника в радиусе пятидесяти метров. От размера фитиля зависело многое — шрапнель могла разорваться в воздухе, над головой неприятеля или в его рядах.