Стажёр

Я пробился к стойке с чайниками и чашками, нагнулся поближе к гоблину в зелёной рубашке и относительно чистом фартуке:

— Скажи, любезный, нет ли здесь человека — с меня ростом, худой, волос светлый, на вид лет тридцать — тридцать пять?

Гоблин глянул на меня кошачьими глазами, сощурился:

— А вы на какой предмет интересуетесь, господин?

— Друг это мой, — я вытянул из кармана отобранные у колдуна часы, показал. — Вещь свою у меня забыл. Отдать хочу. Он меня ждёт.

Гоблин глазами стрельнул туда-сюда, проворчал тихонько:

— Так бы сразу и сказали.

Пальцами щёлкнул, сразу подбежал мальчонка в фартуке. Гоб ему приказал:

— Проводи господина наверх.

Пошёл я за мальчишкой. Тот ловко проскочил между посетителями, скользнул за печку. Там обнаружился ход наверх — узкий и такой тёмный, что хоть глаз выколи. Но мальчонка уверенно топал по лестнице, и я за ним.

Поднялись мы по скрипучим ступенькам на второй этаж.

Вышли в коридор, скупо освещённый керосиновой лампой. По правую и левую стороны коридора виднелись двери, закрытые и открытые. Из открытых дверей несло такой смесью запахов, что хоть топор вешай — или противогаз надевай. Но, как видно, здешние посетители были ко всему привычными.

Прошёл я по коридору, по дороге заглядывая во все комнаты.

Везде шла игра. Играли в разное — где в карты, где в кости. Всюду мелькали раскрасневшиеся, посиневшие или позеленевшие лица, кто-то кричал от азарта, кто-то от разочарования. Сунулся я в одну комнату, в другую — толпа вокруг столов, шум, гам... как тут разыскать нужного человека?

Мальчонка тронул меня за локоть, указал на последнюю дверь.

Там громоздился бильярдный стол. Народу в этой комнате тоже было много, и большинство следило за игрой.

Я прошёл внутрь и стал пробираться вдоль стены, ища своего как бы приятеля.

Но тот сам меня нашёл. Кашлянул над ухом, подморгнул и повёл за собой в уголок, к окошку.

— Вы принесли мои часы? — спросил. Голос был едва слышен в общем гаме.

Я показал часы.

— Благодарю, — он потянулся, чтобы взять их, но я отвёл руку:

— Зачем приглашал?

— Мы неправильно начали знакомство, — он скривил губы в улыбке. — Я думал, вы обычный глупец, ходок по горничным, которого можно пощипать за пёрышки.

— Но я не такой, — ага, сейчас он скажет, что я крут безмерно и почти что гений. Давай замутим дело на миллион. Знаем мы таких.

— Да, — спокойно согласился он. — Вы не такой. Я заметил печать. Вы ведь, простите, были нагишом.

Вот как. Я насторожился.

— Что вам моя печать?

— У меня такая же.

Он оглянулся по сторонам — никто не обращал на нас внимания — и поднял рукав. Повыше запястья, на внутренней стороне руки темнел кругляшок печати. Такой же с виду, как у меня.

— Ну и дальше что? — не стоит подавать вида, что я не в теме вообще. Тогда меня точно ощипают, как птичку.

— Не буду скрывать, я видел вас раньше. Вы работали вместе с бедняками по найму. Тяжёлый грязный труд. Платят гроши.

— Что-то я вас там не видел.

— Я — один из тех, кто платит таким работягам, господин студент. Или вас нужно называть — господин полицейский?

— Если уж вы взяли на себя труд меня выследить, то наверное знаете, что я больше не полицейский.

— Да, да... волчий билет и всё такое. Скажите, господин Найдёнов... вас ведь так зовут? Скажите, вам известно ваше происхождение?

— Только то, что написано в документах, — отвечаю.

Вот чёрт, кажется, этот мутный тип имеет информацию, и хочет на ней заработать. А я эту информацию хочу получить. Вопрос только в цене.

Он сочувственно улыбнулся и покачал головой:

— Понимаю... Люди не хотят, чтобы мы знали правду. Всю правду.

— Люди? — вот это интересно.

— Вы сразу поняли суть моих слов, — уважительно произнёс он. — Да, люди. Они не любят нас, других. Не людей.

Ого. Так и хочется сказать: «Ты на что намекаешь, царская морда?»

Молчу. Смотрю на него. Тот скривил губы, придвинулся ко мне поближе и прошептал:

— Вы ведь тоже не совсем человек, господин Найдёнов. Мы с вами — братья по крови.

Глава 8

Братья по крови? Что-то не похож он на моего брата...

Теперь, когда мы стояли нос к носу, я разглядел его повнимательней. Худое, лучше даже сказать — измождённое — лицо. Светлые редкие волосы тщательно приглажены, и свисают прядями на ворот серой тужурки. Глаза бледно-голубые, не то прищурены, не то просто раскосые по жизни. С возрастом, похоже, я ошибся — не тридцать ему, а все сорок, не меньше.

Отодвинулся он, смотрит на мою реакцию. А я держусь, ничего не говорю, молчу только.

На шею не кидаюсь с криком радости, вопросами не забрасываю.

Потому что непонятно ничего. А когда непонятно, нужно больше слушать и надувать щёки. Сойдёшь за умного.

Он снова зашептал:

— Сейчас я не могу сказать всё, здесь неподходящее место. Скажите только — вы хотите провести жизнь, копаясь в земле, занимаясь грязным трудом, или желаете достичь большего?

— Конечно, хочу большего, — отвечаю. — Кто ж не хочет?

— Хорошо, — шепчет. — Я помогу вам. Мы, существа одной крови, должны помогать своим и поддерживать.