Стажёр

Пожамкал я лицо ладонями, головой помотал. В голове — пустота. Боюсь лишнее движение сделать, чтобы чего не натворить. Пирожки. Да. Пошёл я на запах.

Захожу на кухню — там на столе уже миска стоит, пирожков полная. Самовар горячий, и запах выпечки с ног сшибает. А навстречу мне женщина эта, смотрит мне в глаза так ласково, и по плечу гладит. Говорит что-то, успокаивает.

Я что-то сказал, она ответила, доброе такое. Обняла, и всё говорит, говорит. Обнял я её в ответ, сам не знаю, что несу. Перед глазами Верочка стоит с Филиновым. А женщина меня обхватила и повела куда-то. Бормочет что-то ласковое. Пошёл я за ней, как лунатик. Верочке назло. Вкусные пирожки оказались. Что да — то да.

Глава 27

Господин Филинов вскрыл конверт. Нож для разрезания бумаг — дорогая штучка из слоновой кости — шмякнулся на стопку уже открытых писем.

— Ага! — босс хлопнул ладонью по столу. — Так, так. Ничего, мы ещё покажем его сиятельству, почём фунт изюма... Ещё не вечер!

Поднял голову от бумажек и посмотрел на меня.

— Чего стоишь?

Вот змей. Сам вызвал, и сам спрашивает. Я уже минут десять маринуюсь у него в кабинете.

— Вы звали, я пришёл, — отвечаю.

— Ах, да, — говорит, — я и забыл.

Как подменили человека. Вчера злой был, как чёрт, на людей бросался. Сейчас сидит свежий как огурчик, весёлый, довольный, только глаза припухшие. Видать, ночь с моей Верочкой так подействовала.

Прибил бы гада. Да нельзя — кто же подозреваемого убивать будет? Подозреваемых любить надо, окружать вниманием, слушать каждое слово. Чтобы потом на скамью подсудимых посадить под белые руки — и вперёд, на каторгу. А то и к палачу в лапы.

Так что я вида не подал, что у меня всё внутри чешется придушить его. Встал у двери, ноги попрочнее поставил, руки сложил, лицо каменное — прямо как вфильме каком-то, про телохранителя.

— Ладно, — говорит босс. Нож для бумаг в руке повертел — ловко так, аж мелькает. — Рассказывай, с кем ночью спал?

Ничего себе. Наглость — второе счастье.

— С женщиной.

— Понятно, что не с мужчиной, — фыркнул босс. — С кем?

— Вы меня для этого вызвали, господин Филинов? — отвечаю. — Желаете узнать, с кем ваши люди ночевать изволят? Тогда подождите, я списочек составлю и в лучшем виде принесу. У меня почерк хороший, залюбуетесь...

Покраснел он, хотел гавкнуть на меня, но не стал. Пальцами по бумажкам побарабанил, говорит:

— Туше. Мне нужно, чтобы люди мои работали как положено. Чтоб работу свою исполняли. Довольный работник — хороший работник.

— Золотые слова, — говорю.

— Вот именно! Ты пойми — я никого не принуждаю. Последнее дело — принуждать.Особенно девок.

Смотрю — не шутит, даже не улыбается. Вот гнида. Не принуждает он...

А босс дальше говорит:

— У меня лучше, сытнее. Вон, у других, хоть у Фаддейкина на фабрике — народишко за гроши убивается на работе, света белого не видит, и в долгах все. Я плачу больше, и рабочий день у меня меньше. Зато я требую! Качество требую, работы! А не нравится — дверь вон там. Никто не держит.

Перевёл он дух, сказал уже спокойно:

— Так что ты, ваше благородие, на меня зла не держи. Мне охранник нужен, чтобы с душой работал, а не по обязанности. Знаешь, что мы с Матвеем раньше в одном полку служили? Да, вот так-то! Мне повезло, ему — нет. Я в люди вышел, а он ко мне в работники отправился. Как он злился поначалу! Но видишь — притерпелся, теперь золотой человек, незаменимый. И ты привыкнешь.

— Понятно, — говорю. — Можно идти?

Посмотрел он на меня внимательно. Потом сухо сказал:

— Подожди. Постой в сторонке пока.

Явился управляющий, весь запыхался, новые письма тащит. И бумажку, вроде телеграммы.

Филинов письма в карман сунул, телеграмму пробежал глазами, скомкал:

— Лошадей! Зови капитана, да Прохора, едем!

Всё добродушие как рукой сняло. Лакей молоденький вбежал, босс на него рявкнул:

— Одеваться!

Забегали мы. Вышли из дома, там уже коляску заложили, лошадки фыркают в нетерпении.

Матвей в коляску запрыгнул, за ним босс, хмурый такой. Прохор — лакей размером со шкаф, рядом с кучером пристроился. Меня тоже в коляску усадили.

Покатили. Босс мрачный сидит, зубами прищёлкивает. Матвей наоборот, весёлый. На меня глянул, руку в полушубок свой запустил, протянул мне револьвер:

— На. Умеешь хоть?

Я оружие осмотрел.

— Умею. Зачем?

— На всякий случай , - капитан лыбится. — В город едем. Беспорядки там.

— Болтаешь, Матвей, — это Филинов сквозь зубы. — Диверсия не беспорядок.

— Кто знает, — отвечает Матвей. — Я думаю, Антон Порфирьевич, это конкуренты шалят. С чего бы нашим свой же заводишко громить?

Босс не ответил, сидит хмурый, в шубу кутается. Прокатили мы мимо парка, лошадки опять зафыркали. Вывернули на дорогу к городу, помчались с ветерком.

— Что-то лошадки беспокоятся, — говорю. — Как мимо леса, так сразу.

Филинов на меня глянул, отвернулся. Матвей молчит, ухмыляется.

Я опять:

— Говорят, зверь дикий поблизости бродит. Может, собак завести во дворе? Всё понадёжнее будет.

Лакей Прохор обернулся, пробасил:

— Были собачки. Да все вышли.

— Помолчи, Прохор! — бросил Филинов, резко так.

Лакей лицо скривил, отвернулся. Матвей сказал: