Стажеры. Второе нашествие марсиан

Другое дело - Михаил Антонович. Вот он поднял голову и уставился маленькими глазками в темноту комнаты, и сейчас перед ним, конечно, далекий красавец в странной одежде и странной прическе, с ненужным мечом за поясом, тонкий и насмешливый грешник, японский донжуан - именно такой, каким он выскочил в свое время из-под пера гениальной японки в пышном и грязном хэйанском дворце и отправился невидимкой гулять по свету, пока не нашлись и для него такие же гениальные переводчики. И Михаил Антонович видит его сейчас так, словно нет между ними девяти веков и полутора миллиардов километров, и видит его только он, а Юре пока это не дано, и будет дано только лет через пять, когда войдут в Юрину жизнь и Токмаков, и Форсайты, Катя с Дашей, и многие, многие другие…

Последний первооткрыватель умер под водруженным флагом, и экран погас. Юра стащил с затылка фонодемонстратор и задумчиво произнес:

- Да, отлично сделан фильм.

- Прелесть, - серьезно откликнулся Жилин.

- Какие люди, а? - Юра дернул себя за хохол на макушке. - Как стальной клинок… Герои последнего шага. Только Прасковина какая-то неестественная.

- Н-да, пожалуй…

- Но зато Сандерс! До чего же он похож на Владим Сергеича!

- Мне они все напоминают Владим Сергеича, - сказал Жилин.

- Ну, что вы! - Юра оглянулся, увидел Михаила Антоновича и перешел на шепот: - Конечно, все они настоящие, чистые, но…

- Пойдем-ка лучше ко мне, - предложил Жилин.

Они вышли из кают-компании и направились к Жилину. Юра говорил:

- Все они хороши, я не спорю, но Владимир Сергеевич - это, конечно, совсем другое, он мощнее их как-то, значительнее…

Они вошли в комнату. Жилин сел и стал смотреть на Юру. Юра говорил:

- А какое болото! Как это все изумительно сделано - коричневая жижа с громадными белыми цветами, и блестящая скользкая шкура чья-то в тине… И крики джунглей…

Он замолчал.

- Ваня, - сказал он осторожно, - а вам, я вижу, картина не очень?…

- Ну, что ты! - сказал Жилин. - Просто я уже видел ее, да и староват я для всех этих болот, Юрик. Я по ним хаживал и знаю, что там на самом деле…

Юра пожал плечами. Он был недоволен.

- Право же, дружище, не в болотах суть. - Жилин откинулся на спинку кресла и принял любимую позу: закинул голову, сцепил пальцы на затылке и растопырил локти. - И не подумай, пожалуйста, что я намекаю на разницу в наших годах. Нет. Это ведь неправда, что бывают дети и бывают взрослые. Все на самом деле сложнее. Бывают взрослые и бывают взрослые. Вот, например, ты, я и Михаил Антонович. Стал бы ты сейчас в трезвом уме и здравой памяти читать «Повесть о Гэндзи»? Вижу ответ твой на лице твоем. А Михаил Антонович перечитывает «Гэндзи» чуть ли не в пятый раз, а я впервые почувствовал прелесть его только в этом году… - Жилин помолчал и пояснил: - Прелесть этой книги, конечно. Прелесть Михаила Антоновича я почувствовал гораздо раньше.

Юра с сомнением смотрел на него.

- Я, разумеется, знаю, что это классика и все такое, - сообщил он. - Но читать «Гэндзи» пять раз я бы не стал. Там все запутано, усложнено… А жизнь по сути своей проста, много проще, чем ее изображают в таких книгах.

- А жизнь по сути своей сложна, - сказал Жилин. - Много сложнее, чем описывают ее такие фильмы, как «Первооткрыватели». Если хочешь, то попробуем разобраться. Вот командир Сандерс. У него есть жена и сын. У него есть друзья. И все же как легко он идет на смерть. У него есть совесть. Как легко он ведет на смерть своих людей…

- Он забыл обо всем этом, потому что…

- Об этом, Юрик, не забывают никогда. И главным в фильме должно быть не то, что Сандерс геройски погиб, а то, как он сумел заставить себя забыть. Ведь гибель-то была верной, дружище. Этого в кино нет, поэтому все кажется простым. А если бы это было, фильм показался бы тебе скучнее…

Юра молчал.

- Ну-с? - сказал Жилин.

- Может быть, - неохотно проговорил Юра. - Но мне все-таки кажется, что на жизнь надо смотреть проще.

- Это пройдет, - пообещал Жилин. Они помолчали. Жилин, щурясь, глядел на лампу. Юра сказал:

- Есть трусость, есть подвиг, есть работа - интересная и неинтересная. Надо ли все это перепутывать и выдавать трусость за подвиг и наоборот?

- А кто же перепутывает, кто этот негодяй? - вскричал Жилин.

Юра засмеялся.

- Я просто схематически представил, как это бывает в некоторых книгах. Возьмут какого-нибудь типа, напустят вокруг слюней, и потом получается то, что называют «изящным парадоксом» или «противоречивой фигурой». А он - тип типом. Тот же Гэндзи.