Стажировка юной магини

Мы вышли на знакомую поляну, и я увидела, как большой черно-бурый беркут взлетел и уселся на ветке сосны, искореженной молнией.

— Не улетает, — удивилась Силона. — Наверное, дрессированный, с людьми когда-нибудь жил.

— Думается, этот жил с кем-то другим. Дерганый больно.

Меня не тронула оценка Андриса, и вообще, интерес к птице мгновенно пропал, настолько вопиющей была представшая перед нами картина разрухи. Когда мы с подругой пробегали здесь в полутьме, я ничего особенного не заметила в слабом свете ручных фонариков, которые Дрын развесил на ветках. Тем более что следила исключительно за кладоискателем и думала лишь об одном — как бы побыстрее смыться от звероподобного диггера, пока он не очухался. Теперь же воочию увидела, как феи помечают клады. Огромная обугленная сосна накренилась и застряла, упершись верхушкой в другое дерево. За землю она держалась двумя-тремя корешками, остальные торчали наружу. Почерневший ствол раскололся, а пожухлая трава вокруг него была усеяна сухими иглами.

Рядом с пострадавшей от молнии сосной, на краю глубокой ямы сверкал ржавыми петлями небольшой сундучок с откинутой крышкой — видимо тот самый, когда-то наполненный стариннымимонетами. Кладоискатель отдал их за план с золотыми крестиками, которые якобы отмечали места, где были зарыты ломившиеся от несметных сокровищ клады. Я, как и Андрис, в том сильно сомневалась, но все могло быть…

Содержимое сундучка представляло собой кучу полуистлевших бумаг, кем-то уже разворошенных. Теперь я знала, кем, и со смехом вспоминала свои недавние страхи, вызванные смутным ощущением присутствия в ямах незнакомцев. А в них, как оказалось, рылись звери и птицы, возможно, даже и тот самый беркут, что внимательно наблюдал сейчас за нами с ветки поверженного дерева.

Мы склонились над находкой. Вечный кладоискатель оказался прав — пожелтевшие клочки чьих-то старых записей с расплывшимися чернилами вряд ли могли представлять какой-то интерес. Что бы ни было на них написано, никому уж о том не узнать. Разумеется, Дрын забрал самое ценное.

Молодой маг увлеченно ворошил бумажную груду. Он что-то искал, и мы вежливо стояли рядом. От нечего делать я рассматривала беркута. Очень большой, с загнутым крючком клювом и огромными крыльями, черно-бурые перья которых растопырились веером подобно холеным пальцам. Голову и шею красавчика венчало золотое оперение. Ну прямо птичий король! Или, по крайней мере, вельможа из венценосной свиты. Точно такой же украл у меня тетрадь с инструкциями. Потом, наверное, обронил, а Зюзя подобрала, и мое имущество возвратилось ко мне, лишившись лишь одного листочка. Впрочем, все беркуты были для меня "на одно лицо", и нынешний — не исключение.

— Как тебе коллекция окаменелостей? — спросила я у скучающей подруги.

— Интригующая, — ответила она неопределенно.

Андрис, наконец, вытащил почти целый лист бумаги с жалкими остатками былого письма, и грозная птица, следившая за нами, осуждающе вскрикнула. Я прекрасно понимала беркута. В кои веки найдешь столько мягкой подстилки для благоустройства гнезда, а тут на тебе — пришли и мешают! Наш друг, казалось, не обратил на птицу никакого внимания, он задумался, уткнувшись в несуществующие записи. Тут я вспомнила о следах мыслей и спросила:

— И что там?

— Послание кому-то.

— Кому?

— Вроде нам.

— Как?

— Предназначено тому, кто найдет. Так тут написано.

Силона, приподнявшись на цыпочках, заглянула через плечо увлеченного чтением юноши, но увидела только блеклые закорючки.

— Везет тебе! — вздохнула она. — Можешь любое письмо прочитать, даже если буквы стерлись.

— Гораздо больше, ведь человек пишет не обо всем, о чем при этом думает.

Мрачный конвоир долго сопровождал нас и, перелетая с ветки на ветку, недовольно косился на желтый листочек, который люди нахально уносили с собой. Мы, конечно, поступили как бессовестные воришки, но и он хорош, крохобор пернатый, в сундучке еще столько всего осталось!

Наконец, беркут отстал, разочарованно протявкав понятные только одному из нас демарши. По-видимому, дошло: у Андриса не отнимешь.

* * *

Всю дорогу к дому Заламеи меня распирало любопытство. Что же там такое важное было когда-то написано на полуистлевшем листке бумаги? Мы с Силоной тоже попробовали прочитать загадочные следы мыслей, вертели и щупали послание, адресованное нам, но так ничего и не обнаружили. Следы кого только я ни нашла — и лап давешнего беркута, и птичек поменьше, и всевозможной ползающей и летающей мелюзги. Ну и, разумеется, там повсюду маячили отпечатки пальцев, наших и Дрына вперемешку. Впечатление создавалось такое, словно на старинном послании побывали все, кому не лень, но только не мысли.