Стазис

Неспокойно было только с волгоградскими Распутниками, но от прямой агрессии против Хлеборобов их удерживала близость Москвы.

– Ни толку. Ни проку. Не в лад. Невпопад. Совершенно, – сказал Синклер.

На подступах к городу он уперся в фортификации. Столбы, соединенные металлическими листами, обшитые вагонкой и мусором, сливались в грязно-серую стену. По периметру торчали вышки с гербами Хлеборобов, веселым человечком на фоне висельников. На каждой из них установлено по автоматической трещотке. Вышки плевались искрами и отсвечивали языками пламени – помимо трещоток, там были костры в мангалах и бочках. На некоторых вышках маячили усталые и злые дозорные. Звук трещоток сливался в единый мельтешащий гул. Бродячих эмиссаров это, может, отпугнет. Но вот против организованной волны трещотки бесполезны. Будут раздражать, но не остановят.

– Из миража. Из ничего. Из сумасбродства моего, – проговорил он.

Трещотки не умолкали. Синклер поморщился и потер уши. Ритмичный треск бил по голове. Хотелось развернуться и уйти отсюда. Синклер надеялся, что парням на вышках хотя бы выдают беруши. Хотя ему все равно приходится тяжелее, чем им.

Он преодолел неприязнь и зашагал к воротам города. Вдоль ворот тянулась надпись с девизом: «МЫ ДАРИМ ТЕПЛО». Над воротами, прикрывшись зубцами из деревянных чурок, щитов ДСП и ржавых арматурин, сидели автоматчики Хлеборобов.

– Покажи номер! – заорали из-за ворот.

Сквозь самодельные крепостные зубцы торчало сразу несколько автоматных стволов. Помимо этого – Синклер знал – подходящего взяли на прицел минимум два снайпера, еще метров за сто до ворот.

– Нелепо. Смешно. Безрассудно, безумно. Волшебно, – сказал Синклер тихо.

Он порылся в мешке, достал и поднял над головой жестяную табличку с зелеными цифрами. Встречающие немного подумали. Видимо, сверяли номер в своих гроссбухах.

– Арестовать это дерьмо! – радостно заорал невидимый привратник.

– Да как так? – расстроился Синклер.

– Прекратите арестовывать это дерьмо. Я его знаю, – прозвучал за воротами знакомый властный голос.

«Хоть так», – подумал Синклер.

Коршун, начальник княжеской охраны, вышел навстречу. Это был высокий человек с тонкими чертами лица. Сходства с аристократом добавляли тонкие усики, бородка и очки. Как и подобает клановому офицеру, он был одет в кожаную куртку с нашивками и погонами. Кожаные жилеты носили рядовые клановые бойцы.

Он напоминал гордого старорежимного профессора из советского кино. Коршун одевался подчеркнуто скромно, но всегда опрятно. Его офицерская куртка идеально вычищена, воротник чист. Ни складки, ни пылинки. Из всех знаков отличия он оставил только клановую нашивку и овальный значок в виде глаза с отрезанными веками – символ княжеской службы безопасности. Многочисленные планки, боевые нашивки и медали Коршун не носил.

– Надеюсь, Синклер, ты сможешь объяснить, зачем страшный мужик, похожий на эмиссара, расстрелял наш пост на Скалбе? – спросил Коршун.

– Тоже рад тебя. Видеть, – сказал Синклер. – Безусловно. Но лучше я. Объясню это князю. К нему пришел. Это очень важно.

Коршун был военным и не привык разводить демагогию на пустом месте. Это выгодно отличало его от других знакомых Синклеру клановых офицеров, многие из которых, вопреки здоровой логике, не были военными.

– Пошли, – предложил он. – Но ты понимаешь, что после вашего разговора я с огромным удовольствием расстреляю тебя лично?

– После нашего разговора. Князь запретит тратить. На меня патроны. Потому что они еще. Пригодятся, – серьезно сказал Синклер.

За воротами ждал полицейский мотоцикл с клановой символикой на бортах. Синклер уселся за Коршуном. Мотоцикл покряхтел и завелся.

Мимо быстро пролетали картинки нормальной городской жизни. Кто-то грелся у костров, горящих в бочке. На главной площади традиционно болтались висельники, чтобы горожане проникались клановым патриотизмом во время вечерних прогулок. Чумазые дети выглядывали из окон.

В относительно благополучных областях дети рождались на удивление быстро и в огромном количестве. Почему людям понадобился постмир, чтобы снова начать нормально плодиться? Синклер решил подумать об этом на досуге.

В картинной галерее было темно и пусто. Князь не любил лишний свет, у него что-то с глазами, и он предпочитал работать в сумерках. Коршун провел Синклера вдоль пыльных коридоров, увешанных полотнами, и оставил в княжеской зале на попечении двух рослых автоматчиков. Там, в дальнем конце, в уютном полумраке работал сам князь Хлеборобов. Коршун откозырял ему и вышел.

Немного помолчали. Автоматчики пучили глаза и демонстративно гладили цевье.

– Почему его. Зовут Коршуном? – спросил Синклер.

– Потому что Виталий Александрович – мелкая падла, хотя и безопасник отменный, – пояснил князь.

– Не понял.

– Неважно. С чем пожаловал, Синклер? – спросил князь.

Он вышел из-за рабочего стола и уселся на свой трон, сколоченный из деревянных хлебных подносов.

– Для начала. Убил двух постовых. Въезд через Скалбу.