‒ Сестра у него заболела. Которая сейчас в Питере живёт. Какая-то болячка серьёзная, требовалась операция в Германии, курс лечения, реабилитация…
‒ И ты дал?
‒ Дал.
‒ Так просто?
‒ Не просто. Он подписал договор сроком на пять лет. Именно столько требовалось для выплаты суммы в полном объёме. Отработал, вернул всё до последнего доллара, а потом остался уже на правах личного помощника. И по сей день со мной. Так что, не пёс он, как ты выразился, а человек, который умеет быть благодарным.
‒ И в чём же выражается благодарность?
‒ В идеальном исполнении своих обязанностей и умении держать язык за зубами. В этом, кстати, ‒ указывает на меня пальцем, ‒ вы с ним схожи. Пытай ‒ не проговоритесь.
‒ К чему ведёшь?
‒ К Строгановой.
Вот так просто ‒ Строганова. Слишком показательно моё беспокойство о мелкой, слишком выделяется среди общей массы привычного с моей стороны похеризма.
‒ Мне пора, ‒ вскакиваю, направляясь к двери, но у отца другие планы.
‒ Всё в привычной для тебя манере, Глеб.
‒ Что именно?
Долгий взгляд ‒ испытывающий, тяжёлый, давящий, ‒ так отец смотрел на меня несколько раз в жизни.
‒ Мог бы поделиться своими проблемами.
‒ У меня их нет.
‒ Есть, ‒ встаёт, через пару шагов оказавшись напротив, ‒ мало того, у проблемы есть имя. Арина. ‒ Делаю шаг назад. ‒ Вот! При каждом упоминании её имени, ты дёргаешься, как от удара хлыстом.
‒ Тебе кажется. А что делать в таких случаях, я уже говорил. Пока, ‒ открываю дверь, практически выскакивая из кабинета. И бегу. Подальше от прозорливого взгляда отца, который видит больше, чем я желаю показать.
Еду домой с отчётливым ощущением стыда. Да, стыда. Именно так. Невозможность признать истинное положение дел выжигает нутро. Я самому себе не могу признаться, что проиграл. Сдался бесячей девчонке, пробравшейся в такие закрытые места, о которых и сам не знал. Проникла, пролезла, проскользнула, прибрав маленькими ладошками железные принципы и убеждённость в собственной стойкости. Завладела мыслями, вывернула наизнанку и сосредоточила всё внимание на себе.
С ней хорошо во всём. Признаю. Я хочу её. Делать с ней всё, чего ещё никто и никогда не делал, чтобы утром Котёнок краснела от воспоминаний о том, что было ночью. Но её тело ещё не всё, чего я желаю. Обладать: сердцем, душой, каждой незначительной мыслью, проблемами и странностями. Хочу быть для неё всем, и чтобы мысли, что кто-то другой может сделать её счастливее, не возникало. Быть наркотиком, центром притяжения, грёбаной вселенной, без которой она не сможет жить.
Вспоминаю десять дней, которые мы провели вместе. Я видел. Видел, как она бывает несчастной, холодной, закрытой, жёсткой, сердитой, счастливой, искрящейся и даже одинокой. Рядом, но бесконечно одинока. Ни в одной не замечал того, что видел в ней. Гнал к чертям новые для меня ощущения, привычно отмахиваясь физическим желанием. Но нет. И как бы я не осыпал Арину показным безразличием, ссылаясь на желаемое разнообразие, хочется, чтобы рядом болталась, огрызалась, мяучила, хрен с ним, даже бесила. Потому что с ней всё не так. Или так?
Поздравляю, Глеб. Ты встрял по самые яйца.
Глава 33
Пара дней без информации. В эфире тишина. Попробовал пробиться к Строганову через Настю, но подруге Арины Демьян дал сухой ответ: «Новостей нет». Девушка даже попробовала попасть на личный разговор в дом ‒ безрезультатно. Мачеха наглым образом выпроводила её, даже не спросив Демьяна. Такое чувство, что Вера не желает возвращения Арины, или же желает, но не сейчас, в определённый момент, выгодный только ей.
Я даже обратился к старому знакомому, который специализируется на поиске людей, но информации недостаточно. Элементарно, я даже не знаю марку и цвет автомобиля, на котором увезли невесту, не говоря уже о более значимых моментах.
Отец не звонит. Вероятно, ожидает моего звонка, а ещё полного расклада и причин, по которым меня так задевает всё, что происходит с Котёнком. По-прежнему закрыт, запечатан эмоционально, не хочу признавать важность мелкой для меня. Не желая признавать факта, что Арина проникла глубже кого бы то ни было, противоречу сам себе, отмахиваясь от зудящего желания иметь её рядом.
Как только телефон оживает, а на экране появляется «отец», жду несколько секунд, чтобы родитель не понял, что последние полтора суток я откровенно гипнотизировал смартфон.
‒ Да, отец.
‒ Занят?
‒ Всегда занят. В офисе, небольшой завал.
Откровенная ложь, потому с момента исчезновения мелкой, я даже с секретарём не разговаривал, оповестив об отъезде.
‒ Вырваться сможешь на пару часов? Касается Строгановой.
‒ Могу, ‒ голос хрипит в беспокойстве и ожидании дерьмовых новостей. ‒ Ненадолго.
‒ Демьян попросил о помощи. Сам. Я не предлагал. Ему нужен совет, взгляд со стороны, потому как эмоции ‒ не самый лучший советчик в данном деле. Собираемся через час.
‒ У него? ‒ подскакиваю, схватив ключи от машины и готов лететь, не разбирая дороги.
‒ В доме Евдокимовых.
‒ Но…
‒ Не спрашивай о месте встречи. Не моя идея, соответственно, обсуждению не подлежит.