Стефан Цвейг

В очерке о Бальзаке Цвейг сумел приблизиться к пониманию объективного значения творчества величайшего представителя классического реализма, глубоко раскрывшего главные противоречия капиталистического общества, умевшего, по словам Цвейга, "вскрывать первопричины" социальных явлений. Сила Бальзака, как справедливо указывает Цвейг, в его знании жизни. Как художник он обладал мощным даром обобщения и типизации. Цвейг хорошо понимает, что Бальзак, создавая "монические" характеры людей, охваченных и поглощенных единой страстью, как, например, Гобсек - скупостью, отец Горио - болезненной любовью к дочерям, не отступал от правды жизни, а отражал объективное положение человека в буржуазном обществе, власть эгоизма над личностью, сосредоточенность индивида только на собственном интересе. Но Цвейгу не удается раскрыть противоречия мировоззрения Бальзака, так как ему неясны их социальные истоки. Его характеристике бальзаковского реализма недостает глубины. Цвейг изображает Бальзака органическим художником, чей стихийный талант является как бы зеркалом бытия, отражающим свет и мрак жизни, постоянную и неизменную ее пульсацию. Такой взгляд на его творчество не позволял Цвейгу уловить главного в "Человеческой комедии" - осуждения Бальзаком неразумия капиталистической системы общественных отношений. Цвейг явно недооценил критическую направленность реализма Бальзака, как недооценил объективно-критический характер творчества Диккенса.

Цвейг почувствовал, что оппозиция Диккенса капиталистическому обществу имела свои пределы, и пытался объяснить особенности его мировоззрения и художественной манеры связью писателя с английской традицией, то есть с устойчивым и далеким от общественных бурь, потрясавших континентальную Европу, укладом жизни. Но мир Диккенса был далеко не столь идилличен, как полагал Цвейг, и в творчестве этого великого гуманиста, с ласковой грустью смотревшего на игру человеческих страстей и судеб, содержался огромный взрывчатый материал, неотразимое и мужественное разоблачение бесчеловечности капитализма. Цвейг неправомерно устанавливает прямую связь между творчеством Диккенса и традиционным английским консерватизмом, обедняя тем самым социальное значение наследия великого английского романиста. К достоинствам очерков о Бальзаке и Диккенсе следует отнести денные наблюдения Цвейга над особенностями стиля этих представителей классического реализма, над их художественными приемами, над их искусством создания образов, переживших своих творцов.

Несколько особняком стоят очерки о Достоевском и Толстом; в них немало фактических ошибок: Цвейг плохо знал русскую жизнь, - но они интересны как выражение его любовного внимания, интереса и любви к русской литературе, к двум величайшим мировым гениям, которых Цвейг считает предтечами социалистической революции в России. Полный восторженного преклонения перед гением Достоевского, очерк о нем еще раз подтвердил, сколь велико было воздействие творчества русского писателя на Цвейга. Он видит в Достоевском не только художника, обогатившего мир "русской идеей", но и расширившего в огромной степени "душевное самосознание" современного человека. Цвейг не находит в мировой литературе никого, кто был бы равен Достоевскому в искусстве постижения сокровенных тайн человеческой души, в умении раскрыть через внутреннее в человеке объективные явления мира. Цвейг глубоко чувствует новаторство романов Достоевского, превосходно анализирует их архитектонику, а диалектичность их образов считает высшим достижением современного реализма. Не приемля политической программы Достоевского, сформулированной в "Дневнике писателя", Цвейг разделяет его этические взгляды. Цвейг не был в состоянии понять охранительный характер многих идей Достоевского и, трактуя их в расширенно-философском смысле, видит за ними мудрое примирение Достоевского с извечной мудростью жизни, с теми страданиями, которые она несет человеку. Очерк о Достоевском кончается прославлением жизни, свидетельствующим о стоическом приятии действительности самим Цвейгом.