Стефан Цвейг

«Смешно и жутко было мне, трезвому, смотреть на этих не владеющих собой, пьяных от азарта людей. Рядом со мною стоял на стуле мужчина, щегольски одетый и, вероятно, приятной наружности; теперь же, одержимый незримым дьяволом, он неистовствовал, размахивал тростью, словно кого-то подхлестывая, и безотчетно подражал движениям жокея, подгоняющего скачущую лошадь, что для стороннего наблюдателя было невыразимо комично; точно упираясь в стремена, он непрестанно переступал с каблука на носок, правой рукой беспрерывно рассекал воздух, работая тростью, словно хлыстом, левой судорожно сжимал афишу. Таких белых афиш кругом мелькало множество. Как брызги пены взлетали они над этим яростно бурлящим человеческим морем. Теперь, по-видимому, несколько лошадей шли на кривой почти голова в голову, потому что сразу многоголосый рев раздробился на два, три, четыре имени, которые, как боевой клич, выкрикивали отдельные группы, и исступленные вопли служили, казалось, отдушинами для их горячечного бреда».

Эта сцена с описанием забега лошадей в «Фантастической ночи» оглушает нас, и мы отчетливо слышим неистовые крики «бесноватых» болельщиков, пока не переносимся в мысли единственного хладнокровного наблюдателя, невозмутимо стоящего, «как скала среди волн океана». Но в его-то мыслях и душе как раз и нарастает напряжение, а совсем скоро разыграется такой забег эмоций и чувств, от которого у читателя струной натянутся нервы и, как те же лошади, рванутся вперед «голова в голову», опережая друг друга, «ибо чужое возбуждение для равнодушного человека [наблюдателя] самое увлекательное зрелище». Наблюдателем в каждой новелле Цвейг предлагает быть не только себе (об этом мы говорили в главе «Венки соблазнителя»), но и своему читателю.

В основе сюжетов его новелл лежат абсолютно реальные истории, о которых писатель узнавал из венских газет, во время приватных бесед с профессором Фрейдом, от коллег и случайных попутчиков в поезде. Владимир Лидин вспоминал, как однажды стал свидетелем сцены, когда в Гамбурге Цвейг в считаные минуты сумел обратить на себя внимание сразу нескольких дамочек в ресторане, а с одной разговорился по душам: «Полчаса спустя он был уже знаком с этой девушкой, час спустя знал всю ее биографию, находя в обычности этой женской судьбы необычные черты, приукрашенные его фантазией художника. И вместе с тем можно было поразиться, с каким доверием к Цвейгу, которого она совершенно не знала, девушка рассказывала о своей жизни».

Верю, что пересказывать сюжеты новелл Цвейга, сотни раз переизданных в советское и новейшее время, многократно экранизированных в XX и уже в XXI веках, необходимости нет. Многие смотрели три экранизации романа «Нетерпение сердца», экранизации новелл «Жгучая тайна» и «Амок», романов «Кларисса» и «Хмель преображения». Большинство, особенно старшее поколение, читали и перечитывают любимые тексты писателя. К тому же я солидарен с Рихардом Шпехтом, считавшим, что любой, даже самый точный пересказ новелл Цвейга «искажает, уродует основное, смывает фоны и все равно не дает почувствовать “сущности”, заключающейся… в самом развертывании необыкновенного события…».

Прислушаемся к мнению человека, лично знавшего Цвейга, мнению и совету литературоведа, которому писатель поручил составлять критико-биографический очерк к первому русскому собранию сочинений. Следовательно, ни в коем случае не пересказывая сюжеты, постараемся разглядеть в некоторых из них эпизоды, связанные с фактами из биографии писателя или его наблюдениями (описаниями) картин, когда-то окружавших его самого в реальной жизни.

Помните историю, как в июле 1912 года писатель получил анонимное письмо от самодостаточной, независимой, чувственной женщины? Матери больного ребенка Сюзи, стоявшей на грани отчаяния из-за измен мужа, отца своей дочери, которого она вопреки здравому смыслу и логике, несмотря на его праздный образ жизни, эгоизм и безразличие ко всему, продолжала любить. Наверняка вы вспомните и то, что в ресторане «Ридхоф» венский поэт не узнает в ней уже тогда, по-видимому, тайно влюбленную в него Фридерику, что ранее однажды видел на концерте у Жирарди, но, пресыщенный женским вниманием, не заметил. Так вот, душевные терзания своей возлюбленной писатель спустя десять лет (1922) вложит в уста, эмоции, душу, израненное сердце очаровательной «незнакомки» по имени… Фридерика. «Ты не узнал меня в тот раз… Ты посмотрел на меня удивленно и приветливо, и легкая улыбка играла на твоих губах. Ты опять прошел мимо меня и, как в тот раз, тотчас же замедлил шаг, – я дрожала, я блаженствовала, я молилась о том, чтобы ты заговорил со мной».