Стефан Цвейг

В ответном письме (18 сентября 1923 года) из Фрейбурга Горький сообщал: «Мой дорогой Цвейг! Вы извините меня, что я так запоздал ответить на Ваше дружеское и очень лестное для меня письмо, – это опоздание объясняется тем, что я не знаю иностранных языков, пишу и говорю только по-русски, а человека, которому открыта моя интимная, духовная жизнь и который перевел бы мое к Вам письмо, – не было около меня целый месяц. Теперь человек этот приехал, и вот я с великой радостью пишу Вам. Я почти ничего – кроме имени Вашего – не знал о Вас, Цвейг, до поры, пока не прочитал два рассказа Ваши – “Амок” и “Письмо незнакомки”. Первый рассказ не очень понравился мне, второй же взволновал меня до глубины души его потрясающе искренним тоном, его нечеловеческой нежностью отношения к женщине, оригинальностью темы и той магической силой изображения, которая свойственна только истинному художнику. Читая этот рассказ, я смеялся от радости – так хорошо Вы сделали это! И бесстыднейше плакал от сострадания к Вашей героине, от нестерпимого волнения, которое вызывает ее образ и печальная песнь ее сердца. Впрочем – плакал не один я, а и тот, близкий мне человек, уму и сердцу которого я верю, пожалуй, больше, чем себе самому… Затем я прошу Вашего разрешения перевести и напечатать в редактируемом мною, издающемся в Берлине журнале “Беседа” Ваш рассказ “Переулок лунного света”. И еще просил бы написать для “Беседы” статью о современных немецких художниках слова или же на любую тему, которая улыбается Вам… На земле нашей есть хорошие радости, такой радостью для меня является встреча с Вами. Сердечно желаю всего доброго, Стефан Цвейг!»

Письма Цвейгу (в основном на французском языке) писала Мария Будберг, тогдашний секретарь писателя и по совместительству его возлюбленная. Горький, не зная иностранных языков, ставил под ними только подпись, поэтому в обмене корреспонденцией с иностранными коллегами был зависим от секретарей и помощников. Если «Мура» по каким-то причинам долго отсутствовала, письма ждали ее возвращения. Судьба литературного журнала «Беседа», о котором упоминает Горький, была печально недолгой и в какой-то степени даже «горькой».

Не дождавшись одобрения советской власти на выпуск журнала, в июне 1923 года издатель по имени Соломон Гитманович Каплун-Сумский вместе с Горьким на свой страх и риск на базе берлинского издательства «Эпоха» напечатал первый номер. Зарубежные писатели, такие как Дж. Голсуорси, Р. Роллан, Б. Келлерман, Г. Уэллс, Ф. Элленс, С. Цвейг, поддержали идею Горького и вступили с редакцией (куда входили В. Ходасевич, А. Белый, В. Шкловский, Б. Адлер) и лично с ним в переписку для согласования предложений о присылаемых материалах. Но Кремль, давно точивший на Горького зуб и не простивший ему выступления в защиту политзаключенных, дал журналу определение «идеологически вредное издание» и запретил его появление в России.

Без широкой читательской аудитории журнал существовать не мог. Сил у морально подавленного «буревестника революции» еще хватило на полгода, и в итоге вышло семь номеров «Беседы» (№ 6/7 станут сдвоенным, последним). Новелла Стефана Цвейга «Переулок лунного света», более привычная под названием «Улица в лунном свете», увидит свет в третьем номере «вредного» журнала.

В своих последующих письмах Цвейг нередко посвящал Горького в текущие литературные планы: «Готовлю большую книгу о Гёльдерлине, величайшем поэте 19 века в Германии; отрывок из этой книги пришлю Вам…» Сетовал на молодежь Германии, охваченную, по его мнению, «националистической страстью». Патетически высказывал свои суждения о творчестве Горького и влиянии его книг на европейцев: «Благодаря Вам русский мир стал для нас документальным, русский человек предстал перед нами не только со своей широкой душой, но и в своей обыденной жизни, со своими осязательно-земными чертами». И еще: «Сознаюсь, я завидую Вашему таланту рассказывать так просто, так восхитительно ясно: никто в Европе не обладает в такой мере этим даром, даже Толстой и тот не владел этой высшей простотой».

В качестве знака вежливости приглашал переехать в Австрию: «Приезжайте в Австрию, где Вас радушно примут, – я Вам гарантирую это, – где Вам не придется так близко соприкасаться с политикой, с материальной стороной жизни. Оберегайте Вашу работу, у нас слишком мало людей, произведения которых были бы необходимы. А Вы принадлежите к числу этих редких людей». И даже порой интересовался: «Хорошо ли Вас кормят и обрели ли Вы необходимый Вам покой?» Горячие почтительные приветы Цвейга сыпались в почтовый ящик на виллу в Сорренто буквально каждый месяц, а вслед за ними и подписанные издания новых книг, и поздравительные открытки, и вежливые приглашения в гости, и обещания скорой встречи в Италии.