Стефан Цвейг

«На нашем корабле путешествовали две прелестные девушки, черноглазые и стройные, прекрасно образованные и с хорошими манерами, скромные и элегантные. В первый же день мне бросилось в глаза, что они держатся поодаль, словно их отделяет некий невидимый мне барьер. Они не появлялись на танцах, не принимали участия в разговорах, а сидели в стороне, читая английские или французские книги. Лишь на второй или третий день я понял, что дело было не в них, избегавших английского общества, а в тех, кто сторонился “half-casts” (по-английски «полукровки». – Ф. К.), хотя эти прелестные девочки были дочерьми крупного персидского предпринимателя и француженки. В пансионе в Лозанне, в finishing-school в Англии они два или три года чувствовали себя совершенно равноправными; но на корабле в Индию вновь тотчас же проявилась эта холодная, невидимая, но оттого не менее жестокая форма общественного презрения. Впервые я увидел расовую чуму, которая для нашего века стала более роковой, чем настоящая чума в прошлые столетия»{203}.

Морской болезнью писатель не страдал и благополучно перенес длительное путешествие до Бомбея, откуда 30 декабря 1908 года отправил в Вену на имя Евгении Хиршфельд подписанную открытку с изображением Башни молчания{204}: «Это – знаменитая Башня молчания, куда парсы привозят своих мертвецов, а стервятники съедают с них плоть. Вы можете видеть, как они ждут у стен своего обеда. Я наблюдал около 200 таких птиц и свежие останки мертвых тел в Хугли». Из Бомбея он направился грузопассажирским поездом по железной дороге в высокогорье Восточных Гималаев, город чайных плантаций Дарджилинг, где в основном проживали не индусы, а непальцы и где спустя пять лет, в ноябре 1913 года, в семье офицера британской кавалерии суждено было родиться девочке Вивиан Мэри Хартли, известной всему миру под именем Вивьен Ли.

На всех этапах железнодорожного пути от Бомбея до Агры, от Дарджилинга до Калькутты Цвейгу и его попутчику предстояло останавливаться на отдых в придорожных ночлежках и отелях с ужасающими санитарными условиями. Неизгладимое впечатление произвела на писателя картина колоссальной уличной нищеты: «Индия оказала на мою душу более тревожащее и более удручающее впечатление, чем я предполагал. Я был потрясен бедственным положением живущих впроголодь людей, безотрадной отрешенностью в угрюмых взглядах, тягостным однообразием ландшафта». Во время длительных стоянок поезда, вооружась солнцезащитными очками и фотоаппаратом, писатель отправлялся гулять по местным улицам, где то и дело встречал голодных мужчин в грязных лохмотьях и несчастных женщин с грудными детьми, просящих милостыню. Обращал внимание на лежавших у обочин пыльных дорог умирающих больных, к стонам и просьбам которых местные жители давно привыкли и зачастую, даже не замечая, обходили их стороной, а иногда и спотыкались, как о мешки с мусором.

Эти же люди с кувшинами и тюками на голове, завидев европейцев, расстилались перед ними в улыбке, стараясь услужить и преклоняясь, словно перед императорами. «Не без стыда я пользовался давно исчезнувшим по нашей собственной вине преклонением перед европейцем как перед неким белым богом, которого во время его путешествий, например восхождения на пик Адама на Цейлоне, неотступно сопровождало от двенадцати до четырнадцати слуг – меньше было бы просто ниже его “достоинства”. Я все время думал о том, что в грядущие десятилетия и столетия необходимо устранить такое абсурдное положение, о котором мы в нашей воображающей себя благополучной Европе вообще не имели никакого представления»{205}.

В дороге Стефан пишет философское стихотворение «Индийская мудрость»:

Меж рыданий, счастья, смеха
Мы в бессилии стоим,
И мечты нам служат вехой,
Пусть они – безумье, дым.

Чьих мы сущностей движенье?

Смысл жаждем обрести,
Вечность в черном облаченье
Указует нам пути.

Между датою рожденья,

Сном, что каждого возьмет,
Дрожь бессмысленных горений,
Краткий свет земных забот{206}.

На обратном пути в Европу было написано второе стихотворение, «Тадж-Махал», о главной «тайне стен» Востока, величественном мавзолее, увиденном им в древней столице империи Великих Моголов. В русском переводе стихотворение «Тадж-Махал» можно прочитать в книге «Стефан Цвейг – великая жизнь, великая трагедия» в переводе Н. Боголюбовой.