Стефан в гостях у ведьмы

«Не могу преодолеть страх? — прокрутил слова Стефан. — Выходит, тогда болотники ему еще не повиновались, он не мог стать оборотнем. Переломить себя и убить волшебную тварь Вепрь смог только весной, выкрав Франтишека. Чтобы к вонючему чудищу приблизиться, забыв про животный страх, нужно уж очень сильно отчаяться, этот Станислав до седых волос колебался», — от этого открытия Стефан даже вспотел.

А Маричка продолжала свою исповедь:

— Он сказал: «Все безопасно, вы будете в одном доме, проберешься к нему в спальню и убьешь спящего или бросишь яд ему в питье, никто не заподозрит господарьку. Ну, а если поймают, скажешь — месть», — и подучил, что говорить. Мол, месть — благородный предлог, не должны казнить, закроют в монастыре, да и все, живи. Презираешь меня, да?

— Нет, — покачал головой Стефан.

— Я пыталась его остановить, ну, как могла. На прощание он нагло заявил, что мне оказана большая честь — я вела беседу с сами Вепрем. Я вернулась домой и рассказала пану Липнику, что ко мне приставал главарь разбойников и хочет меня украсть. Пан Липник сразу поверил, встревожился. Велел мне из замка никуда не выходить, переодел служанкой, чтобы люди Вепря, если ворвутся в крепость, не могли меня опознать, из комнаты бабули мы сделали укрытие. А потом пан Липник обратился за помощью к пану Терлецкому. Терлецкий обещал охрану, но запросил какую-то сумасшедшую сумму, он вообще до денег жадноват был. Но пан Липник ему все выплатил, сколько тот требовал.

— А дальше из-за этих денег пану Терлецкому горло и перерезали, — добавил за жену Стефан.

— Я не знаю, за что ему горло перерезали, — вздохнула Маричка, — все, что мы не делали, словно в песок утекало. Тогда я решила отговорить тебя ехать к нам — не приехал королевич, некого и убивать.

— Так вот зачем ты на самом деле мне гадала? — усмехнулся Стефан.

— Я уговорила пана Липника спрятать меня, пока не приедет королевич, на мельницах у его родни. Он разумно согласился. Ну, а там я уговорила на мелкую глупость молодых братцев. Сказала — над женихом хочу пошутить. Братья откликнулись. Мы и поехали. Страшно было до жути. В Дарнице опять деньги в ход пошли. Я про тебя у прислуги разузнала, они сказали — малохольный, впечатлительный, все стишки читает. Обманули меня, простоту, деньги взяли, да еще и посмеялись — смельчака и задиру за робкую овечку выдали, а я им поверила.

Стефан не стал разубеждать жену в коварстве слуг, пусть так и думает, приятно слыть в глазах любимой настоящим мужиком.

— Узнали, что ты каждую седмицу на охоту ходишь, ну как на охоту, гуляешь да стихи сочиняешь… для вдохновения. Тут мы избушку и сколотили по-быстрому, а я ведьмачкой прикинулась. Забавно было, мне показалось, что ты испугался… А еще ты таким хорошеньким был, с этими кудряшками, ну так не хотелось тебя убивать.

— Лучше, чем сейчас? — пощекотал ее Стефан.

— Да и сейчас хорош, волосы вон уж как отросли, — Маричка провела рукой по жесткому ежику чуба. — Не буду тебе, чтобы хороших людей не подставлять, рассказывать, как я бересту к королеве подкинула. Все твердили — матушка тебя крепко любит, я и подумала, ты заупрямишься, так королева все равно не пустит. Собачку очень было жалко, не думала, что бабкин заговор подействует.

— Так собаку все-таки ты отравила? — нахмурился Стефан.

— Нет, только внушила тревогу тому, кто курицу есть станет. Тебе бы ничего не было, только легкое беспокойство. Я не хотела, чтобы ты приезжал, я не хотела никого убивать, но и лишиться всего — крова, уважения, чести, а может и жизни, я тоже не хотела. Может это и глупо, но я действовала, как умела, — Маричка занервничала и, встав с кровати, начала ходить по комнате, спотыкаясь об углы широкого стола. — Но ты все равно приехал. Мы поженились, ты отбыл на прииски, а я долго отсиживалась вот в этой комнате, и вышла-то один разочек, а тут Франтишек… — Маричка резко остановилась. — «Не узнала, — говорит, — меня, Самозванка? Я же обещал, что еще свидимся». Я посмотрела, а у парня глаза чужие, а до этого незаметно было, а тут я сразу поняла, кто это. И так испугалась, что даже про кинжал, что всегда с собой ношу, забыла. И как без чувств не бухнулась? А он говорит: «Выведи из замка незаметно, знаю, здесь ход есть». Я и повела, а что мне было делать? Иду и понимаю, что живой мне уже не быть, он меня зарежет, как выйдем. Вот спиной, лопатками это почувствовала, так тоскливо стало, что больше тебя не увижу, глупо так погибну… Мы вышли, я попыталась ему объяснить, почему я тебя не убила, рассказать, что ты не настоящий, не королевич, так чего же тебя убивать, но тут пан Невесский на Вепря напал, они сцепились. Пана Невесского ранило глубоко, а он в горячке того не замечал, и как Вепрь побежал, то этот-то дурной за ним хотел кинуться, а это верная смерть, кровь вытечет и все! Я пана Невесского и остановила, ну как могла, рану перевязала, людей позвала. А потом в бреду он мне про тебя все и рассказал, что ты настоящий королевич, осуждал меня за предательство. А я сама себя осуждала, ведь, если всплывет, что ты по доброй воле самозванку сосватал…