Священник начал читать Святое Писание: о Деве Марии, и о святом зачатии, и о рождении в яслях, и о спеленутом младенце. Мне стало совсем не по себе. Я глядела на изображение младенца Христа и думала, что с меня уже хватит детей в этом году. Тут сверху полился тонкий детский голосок: В холодную зимнюю ночь… О нет. Пожалуйста, только не это. Под завывание ветра… Слезы накатились на глаза, я ничего не могла с этим поделать. В этом году зима была самой холодной из всех, выпавших на мою долю. Когда земля застыла как камень… Такой холодной! И застыли моря и реки. Какой трудный выдался год, подумала я, а все началось в «Сноуз», в январе. Падал хлопьями снег. Слой за слоем ложился сне-е-ег, многие годы назад. Одеяния священника задрожали перед глазами пурпурными бликами, и Кейти взяла меня за руку. Я еще не рассказывала детям о том, что узнала про Лили – они вряд ли смогли бы в этом разобраться. Я и сама ничего не понимала. В любом случае, мне надо сначала поговорить с ней, но я смогу это сделать не раньше чем через шесть дней.
Я смутно помню отрезок своей жизни между Рождеством и Новым годом, помню только тупую, изматывающую боль. Приезжали мои родители, Сара. Дети ездили к Питеру, конечно. Я почти ничего не ела, и все говорили, что я выгляжу измученной, но относили это на счет грядущего развода. Я никому не сказала правду о Лили, меня удерживало необъяснимое чувство преданности, которое, как оказалось, не так-то легко уничтожить. Но вечером тридцатого я никак не могла уснуть, я сидела в постели, и в голове у меня крутились обрывки фраз:
Она обожает тебя, мам. Это же очевидно. Ты – моя лучшая подруга на всем белом свете. Ты очень важный человек для Лили. Она тебя любит.
Я желаю тебе только добра.
Я взяла серебряный калейдоскоп, поднесла к глазам и стала потихоньку крутить, зачарованно глядя, как скользят и складываются в причудливые узоры разноцветные стеклышки. Красивые, непредсказуемые, они удивляли и завораживали.
– Итак, на улице заметно подморозило! – с улыбкой говорила я на следующий день, выйдя в эфир.
– Семь, шесть… она неважно выглядит.
– На нас надвигается массивный холодный фронт…
– Пять, четыре… Говорят, это из-за развода. Нелегко ей.
– …и собирался он уже давно.
– Видели Софи во «Времени вопросов»?
– На дорогах скользко.
– Она потрясающе смотрелась. Два, один…
– Коварный лед может быть незаметен под грязью.
– Ноль.
– Так что будьте осторожнее.
Лили тоже следует быть осторожнее, думала я, направляясь в Челси вечером того же дня. Я не сказала ей, что приеду, я предпочла внезапную атаку. Но я была уверена, что застану ее дома, потому что она никогда не уезжала на Новый год. Я уверенно шагала по Кингс-роуд, порывистый ветер хлестал по щекам. Аляповатые рождественские гирлянды сверкали повсюду, дребезжа и покачиваясь на ветру. Разукрашенные витрины магазинов, с косыми кроваво-красными надписями «Распродажа», напоминали раненых с кровоточащими шрамами. Цены сброшены! – кричали плакаты. И карты сброшены, думала я. Сейчас Лили поплатится за все.
– С Новым годом! – прокричал кто-то.
Меня нечего поздравлять, подумала я. Благодаря Лили, новый год не принесет мне ничего хорошего, равно как и предыдущий.
Пересекая площадь Веллингтон, я попыталась подвести итог минувшему году. Шестого января, вспомнила я, я еще была счастливой замужней женщиной. И вот я теперь – несчастная и одинокая, и все благодаря стараниям Лили.
– Фейт, дорогая! – воскликнула она, отпирая украшенную гирляндами дверь. – Какой приятный сюрприз! О, что-то случилось? – добавила она, вглядываясь в мое лицо. – Ты выглядишь немного… расстроенной.
– Да, я расстроена, – сказала я сухо. – Я очень расстроена, и благодарить за это я должна тебя.
– Господи, о чем ты? – удивилась она.
– Лили, ты прекрасно знаешь о чем.
– Фейт, – спокойно произнесла Лили, – Рождество – это трудное время, это всем хорошо известно. Тебе надо выпить.
– Мне не надо выпить, – отрезала я, проходя следом за ней в квартиру. – Что мне действительно надо, так это знать правду!
В огромной гостиной Дженнифер Анистон возлежала на кожаном диване и смотрела по телевизору передачу «Человек и его собака». Ее мордочка, подобно застывшей мохнатой хризантеме, была повернута к светящемуся экрану.
– Фейт, а что же ты совсем не загорела? – вдруг спросила Лили. – Ты ведь только что с Карибских островов!
– Я не с Карибских островов, – отрезала я. – Решила отложить поездку.
– Но почему же? – требовательно спросила Лили.
– Не до того было, вот почему. Из-за Джоса, кстати, – «прекрасного», «обворожительного», «обаятельного» Джоса, если верить тебе, – который оказался полным дерьмом!
Я рассказала ей о Бекки и о ребенке, глядя, как она, сидя на маленьком диванчике, хватает ртом воздух.
– Боже мой! – ахнула она. – Какая дрянь. А казался… просто идеалом.
– Да, именно так и казалось – тебе! – прошипела я.
– Так, теперь я понимаю, в чем дело, – сказала она, медленно кивая. – Рождество прошло без индейки, так что теперь ты решила выпотрошить меня.
– Да, это ты во всем виновата, – заявила я.
– Но почему? Из-за Джоса?