Стеклянная западня

Нельзя сказать, чтобы подобные картины успокаивали, но мне они по-своему нравятся. Я так и не сумел привыкнуть к жизни на космической станции, к вызывающим головокружение перепадам искусственной гравитации и черному небу, которое кажется навеки замерзшим — настолько неизменен на нем узор холодно светящихся звезд.

Я часами гляжу в окно. Перед глазами у меня переливаются оттенки белого и серого, а в памяти одна картина сменяется другой. Не знаю, стоит ли так копаться в себе, однако я не могу себя пересилить и пойти в читальню или видеосалон. Все равно мне там не удастся отвлечься и сосредоточиться на чем-то другом, ни микрофильмы, ни научные материалы меня сейчас не интересуют.

Настоящее… А меня все преследуют тени прошлого. Нет, оно еще далеко не изжито; именно теперь, в дни покоя и отдыха, я ощутил это особенно явственно. Обычно моя жизнь была полна суеты, для собственных желаний и потребностей почти не оставалось места; ежеминутно приходилось принимать решения, от которых слишком многое зависело. Мое настоящее гораздо расплывчатей, неопределенней. Теперь я понял, зачем прилетел сюда: ради надежды, что обещанная встреча поможет мне избавиться от прошлого навсегда! И вдруг такая неожиданность! Похоже, моим мечтам не суждено сбыться. Ума не приложу, что, собственно, затеял Эллиот и почему его здесь нет. Почему нет Эйнара? Ведь его тоже пригласили сюда вместе с Катрин и со мной. Почему-то, кроме меня, прилетела только Катрин. Как бы ни занимало меня прошлое, сейчас для меня важней всего Катрин. Стоит мне подумать о настоящем, как я сразу вспоминаю о ней. Вот и сейчас я брожу по вестибюлю, чтобы не проглядеть, когда она выйдет из комнаты. Весь день за ее дверью царит тишина.

Вечером мне послышался скрип открывшейся двери, звук шагов. Я хотел было броситься ей навстречу, но удержался. Когда она показалась в коридоре, я издали приветствовал ее. Она остановилась, махнула мне рукой и пошла навстречу. Мы уселись за круглый столик в вестибюле.

— Что все это значит?

Я сразу понял, что она имеет в виду, но не знал, что ответить.

— Не думаю, чтобы Эллиот мог так подшутить над нами. Видимо, что-то случилось, иначе он непременно был бы здесь.

— А Эйнар? Он ведь тоже обещал, Эллиот сам сказал мне об этом по телефону.

— Что бы там ни было, а последняя ракета ушла. Теперь никто больше не явится сюда, и никому отсюда не уйти. Придется ждать четыре месяца. Четыре долгих месяца…

Катрин уютно устроилась в кресле, которое казалось слишком большим для нее. Подперев ладошкой подбородок, она взглянула на меня.

— Знаешь, что мне поневоле приходит на ум? — медленно проговорила она. — Мы похожи на потерпевших кораблекрушение. Нам удалось остаться в живых, только на что нам теперь жизнь? Да к тому же в чужом, незнакомом краю! Ведь все наши интересы, чаяния, страхи и надежды не имеют ничего общего с жизнью этих новых людей — мы с ними абсолютно разные. Наше время было страшным, ужасным… но ты обратил внимание: они вообще не умеют смеяться?

Я кивнул. Конечно, ее слова не следовало понимать буквально, однако в каком-то смысле она была права.

— Остались только мы четверо, — сказала она, — но мы чужие и друг для друга. Я ничего не знаю о тебе, ты ничего не знаешь обо мне.

— Это новый ледниковый период, — сказал я. — На всей земле сейчас только два человека: ты и я.

Катрин вновь посмотрела на меня долгим пристальным взглядом. Затем она поднялась, повернулась и удалилась тем же путем, что пришла. Она даже не захватила с собой что-нибудь поесть.

А мне снова приснился тот же сон о бесконечном холоде. Нельзя так просто, вдруг стряхнуть с себя состояние, в котором ты провел двести лет — целая жизнь на нулевой отметке. Оно возвращается, тянется к тебе, овладевает тобой, ты цепенеешь и не можешь освободиться от него даже отчаянным усилием воли. Я неподвижен, беспомощен, отдан на волю случая — так, вероятно, чувствует себя человек на пороге небытия.

* * *

Парение в полной прострации. Ни проблеска света, ни звука. Впрочем, где-то еще теплится последняя искорка сознания, которую не удается затушить. Разве это возможно — проблеск сознания в отключенном мозгу? Мне кажется, будто я освобождаюсь от себя самого, сбрасываю путы… но это не свобода, а падение в бездонную пропасть — кругом пустое, черное пространство, которое расступается, растягивается до бесконечности. Мое тело претерпевает фантастические изменения: из плечей вырастают гигантские руки, мозг разбухает, превращается в вибрирующую массу, которая грозит разорвать черепную коробку. В невидящих глазах мерцание, в голове — неумолчный гул…

Галлюцинации. Стоит только пошевелиться, и они исчезнут… Но волевой импульс устремлен в пустоту, сил нет, энергия иссякла…

Гул… он все глубже проникает в мозг…

Если бы я мог повернуть голову, зарыться в подушку, чтобы ничего не слышать…

* * *

Внезапное наваждение кончилось. Я обнаружил, что сижу в постели, в комнате горит свет — наверное, я задремал.

Звонок разбудил меня… Телефон!

Я машинально снял трубку, поднес к уху.

И услышал всего одно слово:

— Приходи!