Стеклянная женщина

Это назидание тем, кто жаден до денег. Почувствует ли она что-нибудь, думает Роуса, если существо из потустороннего мира начнет пожирать ее душу? Нет, выйти замуж за богача – это вовсе не то же самое, что продаться из жадности.

Чем больше миль пролегает между нею и Скаульхольтом, тем зыбче становится все кругом, как будто в здешних мрачных землях даже разум ее подергивается пеленой.

К вечеру она вдруг замечает, что они едут в другую сторону, на северо-восток, к укрытому снегом горному хребту.

Ущелье смыкается вокруг них, словно кулак.

– Разве Стиккисхоульмюр не на западе?

– Мы ищем ночлег.

– Спасибо.

– Я это не ради тебя делаю, а ради себя. Сил больше нет выслушивать твои жалобы на стужу. – Пьетюр подмигивает, и Роуса заливается краской. – И потом, – продолжает он, – мы прибудем в Стиккисхоульмюр уже назавтра, и ты должна выспаться. Негоже тебе усталой выглядеть. Йоуна лучше не сердить. Твоя забота – угождать ему.

Роуса отводит взгляд и смотрит на горы, а затем дотрагивается до шеи в том самом месте, где стеклянная фигурка холодит кожу. Иногда ей кажется, что кожаный шнурок душит ее.

– Это место зовется Мунодарнес. Мы будем проезжать четыре дома. – Пьетюр показывает на каменистую тропку, стелющуюся перед ними.

– Было бы… Спасибо.

Помолчав немного, он продолжает, настороженно глядя на нее:

– Лучше зови меня Тоумасом, покуда мы не доберемся до Стиккисхоульмюра. Люди здесь большие охотники до сплетен.

Будет ли у нее сегодня ночью крыша над головой или нет – зависит от ее ответа.

– Хорошо, – сухо говорит она.

Когда солнце уже готово вот-вот нырнуть за горизонт, они добираются до крохотного селения – четыре дома, притиснутые друг к дружке, будто сжатые в кулак пальцы.

Пьетюр стучится в дверь ближайшего дома. Когда им открывают, Пьетюр кланяется и спрашивает, не будет ли хозяин так любезен пустить их с молодой женой переночевать. Они направляются на запад. Никак не думали, что путь окажется настолько далек, поясняет он с улыбкой.

Ложь, словно вода, так и льется с его губ. Внутри у Роусы все сжимается от нехорошего предчувствия. Однако хозяин, молодой паренек с плоским и бесхитростным крестьянским лицом, молчит и согласно кивает. Похоже, он простофиля.

Вдруг он спрашивает:

– Как твое имя?

– Тоумас Агнарссон, – без запинки отвечает Пьетюр.

– Ой ли? – Хозяин сощуривает глаза. – А выглядишь ты совсем как Пьетюр, работник Йоуна Эйрихссона. О нем тут постоянно судачат.

У Роусы кровь стынет в жилах. Этот человек уж точно не простофиля. В уголках его рта таится жестокая улыбка.

Пьетюр и бровью не поводит.

– Мало ли на свете похожих людей.

На плоском лице парня расплывается улыбка.

– Уж на тебя-то никто не похож. Ты не такой, как мы, и даже для датчанина чересчур смугл. Hulduf'olk, вот чьего ты роду-племени.

Губы Пьетюра кривятся в жесткой усмешке.

– Поосторожней. Суеверия приведут тебя на костер.

– Ты найденыш. Пускай prestur и взял тебя к себе как сына, но своего настоящего пабби ты не знаешь. С Эйидлем вы вовсе не родня. На вид ты чужеземец, как есть дикарь. Все здесь о тебе наслышаны, Пьетюр, и легко узнают тебя при встрече. С чего это ты чужим именем назвался?

– Поумерь свое любопытство, – с угрозой в голосе отрезает Пьетюр.

Хозяин потирает ладони.

– Стало быть, тут замешана Анна Олавсдоуттир? Я слыхал, нехорошо с ней дело кончилось. Скверная история. – Его широкое лицо ожесточается, и ухмылка обнажает мелкие и острые, словно у крысы, зубы. – Скажешь, это болезнь ее унесла? – Он издевательски гогочет, и по окрестным холмам прокатывается эхо.

У Роусы сжимается горло.

– Заночуем в другом месте. – Пьетюр разворачивается и идет прочь.

Однако плосколицый с развязным видом следует за ним.

– Так это его новая жена? Только погляди – глазищи перепуганные, что твоя овечка. Она еще не знает, за кого замуж вышла. – И, хохотнув, он кричит Роусе: – Уноси ноги, пока не поздно!

Пьетюр хватает его за горло и швыряет спиной о стену. Парень пытается высвободиться, но Пьетюр выхватывает из-за пояса нож и неторопливо приставляет острие к прыгающему кадыку.

– Сдается мне, твое лицо не мешало бы перекроить, – рычит он. – Рот у тебя великоват, уши маловаты, а нос чересчур длинен. Немудрено, что ты суешь его не в свое дело. Ну так я тебе помогу.

Хозяин часто сглатывает, дергая кадыком.

– Не укоротить ли тебе нос? – шипит Пьетюр, поднося нож к его лицу. – А глаза тебе не мешают? – Нож застывает на волосок от его левого зрачка. – А может, тебя беспокоит горло? – Острие упирается в бьющуюся на тощей шее жилку. – Меня вот беспокоит. Слишком уж ты горласт.

– Я… Я не хотел… – Парень бросает отчаянный взгляд на остолбеневшую от ужаса Роусу. – Извините меня, госпожа. Вы, без сомнения, будете счастливы в браке. Я…

– Тихо! – стальным голосом обрывает его Пьетюр. – И заруби себе на носу: engi er allheimskr ef thegja m'a.

Тот еще не совсем дурак, кто умеет молчать[11].

Плосколицый нечленораздельно повторяет свои извинения. Пьетюр выпускает его, и он, спотыкаясь, кашляя и потирая шею, исчезает за дверью.