Стеклянное сердце

— Расскажи и про себя. Как живешь? Где работаешь, что на вахту ушел? — спросила она между делом, не глядя на него. В свое время его работа была у них больной темой: желая обеспечить их молодую семью, Метелин за что только не хватался, из-за чего Тая практически не видела его дома. После армии, пока они с Таей только встречались и Метелин еще учился, он служил в пожарной части. Потом, после свадьбы, устроился сварщиком, а еще успевал таксовать по вечерам, плавно перетекающим в ночи. Деньги домой он приносил, но это не в состоянии было избавить Таю от подозрений и мук ревности: удавшийся и лицом, и фигурой, сильный и мужественный, Метелин всегда пользовался вниманием женщин. А тут — поди, узнай, где его в самом деле носит и отчего он действительно так выматывается, что почти уже не смотрит на Таю, как бы она ни старалась следить за собой.

— Работаю на Севере, — ответил он. — Тянем трубопровод. Это ведь как раз по моей части — сварочные работы в экстремальных условиях. Нередко приходится работать и под водой, на дне моря. Так что Эльку я часто буду теперь вспоминать. Я всегда был уверен, что в прошлой жизни она была русалкой.

«Ну, тебе-то русалок, наверное, и на суше хватает», — с горечью подумала Тая. Но вслух, конечно, ни слова не произнесла — все это уже не так обжигало душу, как в первое время после развода, особенно когда не гипотетическая «русалка», а вполне реальная Лидка на работе чуть ли не ежедневно упоминала среди сослуживиц его имя. Имя, которое Тая мучительно пыталась и все же не в состоянии была забыть. Тогда Тая не знала, на какие бы шипы ей броситься, чтобы только уравновесить ту боль, что бушевала внутри. Теперь же, два года спустя, когда все это было уже позади, она вполне могла удержаться от того, чтобы выказать свои чувства бывшему мужу. Мужу, который однажды, в усталости и раздражении, бросил Тае, капризничавшей из-за раннего токсикоза:

— Ну, если для тебя это так невыносимо, так сделай аборт!

А она пошла и сделала! Не смогла тогда простить ему этих слов, так все горело в душе! Ведь он так отозвался о святом — об их ребенке! Об их совместном малыше, о котором Тая с таким трепетом сообщила будущему отцу! И в один миг захлестнувшей ее обиды вдруг решила, что тот, кто способен на такие слова, отцом быть недостоин. Об этом Тая не переставала твердить себе, когда переступала порог злосчастной клиники. То, что она своим поступком наказала не только Метелина, но и себя, и своего малыша, так и не появившегося на свет, Тая осознала гораздо позже. Тогда, когда ничего уже нельзя было исправить — ни сделанного, ни их с Метелиным отношений, и так довольно напряженных из-за всех бытовых неурядиц, но после этого давших глубокую трещину, через которую уже нельзя было переступить. Она во всем винила его, а он, когда узнал о случившемся и сумел прийти в себя от шока, — ее.

— Да мало ли, что я мог сказать?! — кричал он тогда. — Сказать и сделать — это разные вещи! Да, я ляпнул сгоряча, но ты, обозлившись, пошла и сорвала свое зло не на мне, а на другом! На ни в чем не повинном ребенке, который даже не мог себя защитить!

— Думать надо было, что говоришь! — кричала Тая, обливаясь слезами.

— Хорошо, давай! — орал он в ответ. — Пару недель назад, если помнишь, ты пожелала мне сдохнуть! Так мне что, тоже надо было кинуться выполнять?!

Тая совершенно не помнила, когда она ему такое желала. Но ей тогда было очень-очень плохо — токсикоз. Так что у Метелина память в любом случае была лучше. А выдумывать он, насколько Тая его знала, ничего бы не стал. Значит, действительно крикнула как-то в запале, не придав своим словам никакого значения и сразу про них забыв…

Чайник вскипел, тоненько пискнул свистком. Тая выключила его, разлила кипяток по подготовленным чашкам. Метелин, никогда не разделявший работу по дому, все-таки раньше любил, чтобы чай ему наливала жена. Или действительно так уставал, мотаясь с одной работы на другую, что порой уже просто не оставалось сил даже на такое нехитрое действие? Элька всегда оправдывала его, всегда защищала, оставаясь с Таей наедине. Активно в их с Метелиным отношения она вмешалась всего однажды — когда пыталась помирить их с Таей перед самым крахом семейной жизни. Даже приехала ради этого в город. Но ни ее старания, ничто другое уже не в силах были изменить ситуацию: невозможно было склеить то, что оказалось разбитым до основания.

— К чаю вот только ничего нет, — Тая поставила чашки на стол. — Я ночевала пока у тети Риты и сюда, естественно, не покупала ни крошки.

— Но варенье-то есть? — спросил он с надеждой, от которой Тая не сдержала улыбки.

— Держи! — Она достала баночку его любимого, земляничного. — Ты порой прям как дитя малое, честное слово!