Эстер присыпала горячие равиоли мелко нарубленной петрушкой, захватила бутылку вина и стала спускаться по лестнице – тогда и осознала, что именно так она и собиралась поступить с самого начала. Когда она нажала на кнопку звонка, сердце в груди колотилось как у девочки-подростка, которая успевает умереть сто раз, прежде чем дверь откроется и она узнает, что ей ответят.
Сегодня Ален выглядел еще лучше. Расслабленный и сексуальный – напоминает греющегося на солнышке хамелеона. Щетина, отяжелевшие веки, растрепанные волосы – она его разбудила? Он растерянно на нее смотрел, но затем вышел на лестничную площадку и прикрыл за собой дверь.
– Cherie[11]
! Везет же мне сегодня!Если бы мужчины знали, что приобретут, если будут говорить женщинам приятные слова.
– Я готовила обед, а потом подумала, что надо поприветствовать нового соседа снизу.
Ален долго медлил.
Эстер успела несколько раз пожалеть и опустила тарелку, но тут он наконец заговорил. Голос у него был хриплый.
– В Дании со мной ничего приятнее не случалось. Конечно, это вы готовите еду, конечно, это вы приходите поприветствовать меня. Вы… – он приложил руку к груди, – вы
Ален протянул руки к тарелке, из-за чего Эстер вдруг засомневалась, не решил ли он просто забрать еду и съесть без нее у себя в квартире. Снова возникла неловкая пауза: оба держали тарелку, а она не знала, может, надо развернуться и уйти.
– Поедим вместе! Вы и вино принесли, браво! Но у меня нельзя… вся квартира заставлена коробками, и… нет, так не годится. Нельзя ли подняться к вам,
Эстер с улыбкой забрала тарелку.
– Это можно, хорошая идея.
– Я только рубашку надену. Накрывайте на стол, буду у вас через две минуты.
Он снова открыл дверь в квартиру, проскользнул внутрь и заперся, прежде чем она успела заглянуть. Конечно, он не хочет пускать постороннего в неприбранную квартиру. Он же перфекционист.
Она поднялась к себе и поставила пасту в духовку на невысокую температуру, чтобы не остыла. Ее нужно есть сразу после приготовления, но тут уж ничего не поделаешь. Она торопливо вытерла обеденный стол и поставила на него большие белые тарелки с синим узором, посмотрела на свое отражение в зеркале и посетовала на румянец, всегда выдававший ее волнение. А зажечь свечи – это уже слишком?
Она испугалась, когда за спиной что-то шевельнулось. Она забыла запереть дверь?
– Что ты приготовила?
Грегерс!
– Новый сосед снизу пообедать придет. Мы не будем тебе мешать…
Грегерс подошел к духовке и открыл ее.
– Фу, не хочу макароны. А еще что-нибудь есть?
– Больше ничего нет, и я только…
В дверь негромко и вежливо постучали. Про две минуты Ален не шутил.
– Я открою. Увидимся позже, да, Грегерс?
Эстер заторопилась в прихожую с надеждой, что по ней не очень заметно, что у нее скачет пульс. Ален и надел мятую коротковатую рубашку, и пригладил седые волосы, и надушился сногсшибательным одеколоном. В руке у него была палочка, на одном конце которой – скрученный лист фольги. Он протянул ее Эстер как цветок – она поняла, что именно на цветок палочка и должна походить.
– В цветочный магазин я не успел. Такая женщина, как вы, заслуживает цветов каждый день.
Эстер смущенно взяла розу из фольги. Она не могла решить, из-за чего ей больше не по себе: из-за неуклюжего цветка или из-за произнесенных слов.
– Ну, заходите. Вы как раз вовремя, сразу сядем и поедим, пока не остыло. Потом покажу вам квартиру.
Ален улыбнулся в знак согласия и подмигнул.
У Эстер появилось ощущение, как будто она, сама того не желая, начала флиртовать. Нет, она крепкая! Она повела его на кухню и вдруг с ужасом осознала трещины на ровной поверхности жизни: морщины на лице, пыль, собаки, рычащие на постороннего. Как вообще можно думать о романтике, когда ты старый и изможденный?
Грегерс удобно устроился, заняв одно из мест за накрытым обеденным столом. Ален сразу же подошел к нему и вежливо поздоровался – Грегерс обиженно посмотрел на Эстер, как будто присутствие нового соседа снизу каким-то образом нарушало договоренности.
– Он с нами есть будет?
Эстер была готова его придушить.
– Грегерс, друг мой, ты забыл? Я же говорила, что Ален придет на обед.
Повисла тишина – плотная, как холодная овсяная каша. И столь же неприятная. Мутные глаза Грегерса смотрели то на нее, то на него. Затем он опустил взгляд, кивнул пару раз и схватился за край стола, чтобы встать. Эстер не смела смотреть ни на него, ни на Алена. Поэтому о том, что что-то не так, ей сообщил звук. Низкий и хриплый стон, словно сдерживаемый вой умирающего волка.
Она посмотрела на Грегерса. Он стоял – обе руки прижаты к груди, лицо пепельно-серое, глаза пустые и отсутствующие.
– Грегерс, все нормально?
Он не ответил – вообще не отреагировал.
– Грегерс, ответь мне!
Эстер вдруг поняла, что трясет старого друга за руку – возможно, чересчур грубо – и кричит на него.
Он так и не отозвался.
Она разжала руки, лишь когда Ален тронул ее за плечо.
– У него сердечный приступ. Надо скорую вызвать.